Но он не хотел, чтобы его считали слишком ловким и умным, каким был.
В Олесницком было что-то от бойца и солдата, в Ястжебце преобладал униженный ксендз, мягкий, покорный, но тайно видящий всё.
– Милостивый пастырь, – сказал, приветствуя его достаточно порывисто, Збышек, – король меня вызывает, наконец он вернулся из этой вечной охоты. Вы не будете в замке?
– Хотите, чтобы я был? – с любезной улыбкой ответил епископ.
– Думаю, что нас там и двоих, и больше не будет слишком много, – начал Збышек, – чтобы выбить из головы Ягайллы то, что в неё вложил король Римский, – несчастную мысль жениться.
Епископ Войцех заломил руки и утвердительно покачал головой, ничего не отвечал.
– На что это сдалось старому! – молвил дальше Олесницкий. – Ради жены, наверное, охоты не бросит. Возраст поздний. Папа, отпуская ему грехи за последний брак с Грановской, поставил отчётливое условие, чтобы он был последний.
Он говорил, а епископ слушал с опущенным глазами.
– Да, – сказал он мягко, видя, что нужно было что-то отвечать, – да, это большое несчастье, за которое мы обязаны хитрости Сигизмунда. Мы должны стараться отговорить короля, но это не пройдёт легко.
От того, чтобы сопровождать в замок, Войцех ловко отказался, Олесницкий один появился в Вавеле.
Король после раннего обеда уже ждал его в нижней маленькой комнате, один. Приветствие со стороны Ягайллы было сердечным, исполненным уважения, но в то же время и полным важности со стороны духовной особы.
Король, насколько мог, прояснил лицо. Начал сперва рассказывать о своей охоте и о звере. Збышек терпеливо слушал… Король велел ему сесть. Для хорошо знающего Ягайллу уже было очевидным, что начинался очень важный и раздражительный разговор. Олесницкий даже догадался о его предмете, но первый начинать не хотел.
Ягайлло начал с того, что обнял его.
– Я помню, – сказал он взволнованно, – что вы спасли мне жизнь и желаете мне добра, говорите правду, когда иные подлизываются и кормят меня лестью. Оставайтесь мне таким же верным и теперь.
Он посмотрел в глаза молчавшему.
– Почему вы против брака? – выцедил он наконец.
Збышек покачал головой.
– Ни вам, король мой, ни Польше он не нужен, – сказал он резко. – Вам скоро семьдесят лет, это не возраст для брака. Брак установлен Богом и церковью для продолжения человеческого рода, а вы уже потомства ожидать не можете.
Король весь затрясся.
– Почему? – воскликнул он быстро и с заиканием. – Я в лесах жил, жизнь у меня крепкая, сил больше, чем у вас, что сидите в четырёх стенах.
Збышек немного помолчал.
– Ваши привычки также не созданы для домашней жизни с женщиной, – сказал он, – для самой милой жены вы не пожертвуете ещё более милой охотой. Что вам от супруги, которая будет проводить одинокие дни, когда вы на Рождество – в Литве, в Масленицу – на Руси, в Святки поедете в Мазовию за зверем?
Король рассмеялся.
– Дайте мне такую, которая бы сумела удержать меня при себе.
Збышек пожал плечами.
– Не знаю такой… а знаю то, – сказал он, – что Офка, вдовствующая Чешская королева, не будет для вас той, какую желаете. Что же говорить про других!
Король опустил глаза и через минуту шепнул:
– Нужно кого-нибудь послать к Офке, чтобы увидел её и познакомился, и дал мне отчёт… но я не настаиваю на ней. Дайте мне русинку, такую, какой была моя мать.
Удивлённый ксендз отступил на несколько шагов.
– Значит, уже что-то новое? – спросил он. – Не короля Римского сваты?
Ягайлло отвечал улыбкой и кивком головы.
– Я рад бы жениться на русинке, – добавил он.
Олесницкий стоял грустно-задумчивый.
– Вы мне не верите, – сказал он, – спросите других духовных лиц, милостивый король, посоветует ли вам кто-нибудь из них брак против отчётливого приговора папы.
Обеспокоенный Ягайлло, услышав это, сел и опёрся на руку. Олесницкий глядел на него, как на ребёнка, упирарающегося чего-то поглядеть, с жалостью и любовью вместе.
– Раз вы не хотите, чтобы я брал жену из рук короля Римского, – сказал он через минуту, – ну, тогда помогите мне с другой. Я без жены быть дольше не могу и не хочу. Витовт мне сватает свою племянницу.
Этого имени Олесницкому было достаточно, чтобы пробудить недоверие и породить беспокойство. Он встал, взволнованный, со стула, бормоча: «Витовт, Витовт!»
Ягайлло внимательно на него смотрел.
– Девушка молодая и красивая, – прибавил он. – Кто же знает! Может, Бог окажет мне милость и даст потомство. Не лучше ли, чтобы у нас был пан моей крови, чем приёмного зятя для Ядвиги?
Збышек, не желая спорить, не отвечал, погружённый в мысли.
– Витовт? – повторил он после долгого молчания. – Это для меня непонятная вещь. Я боюсь его и подозреваю.
Ягайлло живо прервал:
– Я люблю его, – ответил он. – Это наша кровь, а семья наша мне дорога. Муж великого ума и храбрый рыцарь. – Но, как рыцарь, он жаден до захватов и царствования, – вставил Збышек.
– Сонька создана мне в жёны, – продолжал, уже идя напролом, король. – Наши русинки прячутся за решёткой, взаперти. Света не видят, развлечений не любят, скромные и набожные… не такие, как ваши, женщины, жадные до веселья и смеха. Мне как раз такую нужно.