Мать королей

Достигнув цели, очень довольный собой, Хинча вернулся к своим, но имел столько разума, что, хоть его расспрашивали, он о своём счастье никому не сказал. Эта будущая королева вскружила ему голову.

– Служить этой пани! – шептал он. – Только тогда я был бы счастлив!

Ловкий и хитрый, он обещал себе приложить всяческие усилия, чтобы и король на ней женился, и он на двор пани мог попасть.

После несколькх дней пребывания в Вильне, когда Збышек с Витовтом не могли друг друга задобрить, два будущих оппонента расстались. Витовт не показывал того, что железное сопротивление Збышка наполнило его почти ненавистью к нему. Напротив, с великим почтением, одарив, согласно обычаю, князь отправил посла, поручив ему только дело Соньки, о котором Збышек осторожно молчал.

Итак, Олесницкому обратно снова пришлось проделать долгую дорогу, сокращая её себе работой, потому что даже ночлеги и отдых у него проходили за чтением и на составлении писем.

Хинча, никому ничего не рассказывая, так с двором приехал в Польшу; там он проделал такой ловкий номер, что, покинув под каким-то предлогом кортеж Олесницкого, один со слугой помчался первым в Краков. Там их так скоро не ожидали, а короля, который снова был на охоте, не застал.

Когда приехал, он узнал только, что Завиша Чёрный, которого король, так же как Збышка в Вильно, выслал в Чехию к Офке, был схвачен и заключён в темницу.

Таким образом, Ягайлло перестал думать о чешской королеве и всё шло к тому, что Сонька будет выбрана королевой. В Кракове, однако, надеялись, что епископы в конце концов выбьют из головы Ягайллы женитьбу. Не дожидаясь его возвращения, Хинча, когда узнал, что король охотился возле Пшемысла, не долго дожидаясь, сменив коня, пустился ему навстречу. Он знал, что Олесницкий будет ждать его в Кракове.

Везде по дороге Хинча спрашивал у каморников Ягайллы, которые устраивали для него ночлег, и становничих, высланных вперёд, где его искать; в конце концов поймал его на ночлеге, уже следующего в Краков.

Задумчивый король сначала не узнал его, но при свете масляной лампы, присмотревшись к нему, крикнул:

– Хинча! А ты тут откуда?

– Из Вильна, милостивый пане.

– А Збышек?

– Ещё едет.

– Ты бросил его?

– Потому что стосковался по моему пану.

Король рассмеялся, делая ему пальцем знак, чтобы приблизился. Хинча немедленно подошёл.

– Говори, ты видел её?

Когда старик это говорил, у него пылали глаза и дрожало лицо.

– Говори, растяпа.

– Мы видели, милостивый пане, – сказал он, – мы видели это чудо, и как у человека, когда он смотрит на солнце, глаза потом болят, то же и с нами случилось, когда мы глядели на неё.

Ягайлло рассмеялся.

– Говори же, какая она?

Хинча должен был подумать, с чего начать.

– Милостивый пане, – ответил он, – разве человек может описать такую красоту! Я, сколько живу, не видел подобной. Чернобровая, с глазами как две звезды, красавица, фигура королевская, белая, как молоко. Люди говорят, что она добра и милосердна.

– Большая? Маленькая? – вставил король.

– Мне показалась большой, потому что я при ней червяком себя ощущал, – сказал Хинча. – Смотреть страшно, так от неё сияние бьёт.

Ягайлло слушал.

Приказал говорить дальше. Дзиалоши уже нечего было описывать. Вместо рассказа о красоте, он свидетельствовал, что слышал, что княгиня Юлианна была зла с Сонькой, а в связи с этим она наверняка рада покинуть Вильно и охотно пойдёт за короля. Он прибавил, что это ему говорили женщины и воспитательница, и очень её расхваливали.

Лицо короля радовалось.

– А что Збышек? – спросил он с интересом.

– Милостивый пане, что думает наш ксендз, это только один Бог знает. Никогда он никому не скажет, что в нём, а разгадать его не сумеет мудрейший.

Ягайлло снова чуть насупился, но тут же новым рассказом об аудиенции, о виленском дворе, о Витовте, о любимой Литве развеселил его Хинча. Ради этой своей Литвы король на мгновение готов был даже забыть о Соньке; в глазах его сделалось влажно, когда слушал о ней, грудь его двигалась живей, он смотрел вдаль, словно хотел разглядеть её сквозь стены и горы.

– Там леса пахнут иначе, – сказал он Хинче, – не правда ли?

Придворный это охотно подтвердил.

Король держал его так при себе до полуночи, расспрашивая, наконец отпустил. Ему не терпелось увидеть Збышка, и, хотя охота ещё не закончилась, он велел поворачивать в Краков. По дороге Хинча постоянно был в работе, даже другие ему завидовали. Неудовлетворённый тем, что слышал, король велел повторять ему одно и то же.

– Говори, какие глаза? – и смеялся. – А рост? А волосы?

Дзиалоша постоянно пел одну и ту же песенку, а старик её слушал, будто была для него новой. Зная его, Хинча уже видел, что теперь, когда его голова была полна княжны, никто на свете этому браку помешать не сможет.

Послушный до избыка в других делах, когда шла речь о женщине, Ягайлло умел быть упрямым. Так брак со старой Грановской, больной женщиной, вдовой нескольких мужей, уже не красивой, против которого были все, несмотря на всех и вопреки духовенству, состоялся; это по тому, что она смогла понравится ему кокетством.