Мать Печора (Трилогия)

Гриша первый коммунар был, пока в макаровской коммуне пилось да елось, да веселиться хотелось. А когда коммуна рассыпалась да в колхозе работать понадобилось, тут он в Голубково приехал да в правление быстренько и пристроился. Меня он невзлюбил.

- Таких колхозниц принимать, - говорит, - лошадей умучим в больницу их возить. Да и ямщиков не хватит. Вези да еще не тряхни, чтобы сало не стряхнуть.

- Что ты, Гриша! - говорит ему председатель. - Где ты сало-то увидел? С ее жизнью никакое сало не удержится.

Я уж около слез сижу: думаю - хотела да радела, а тут, видно, уж не примут.

Все Кожевины сидят-молчат. Тогда Яша заговорил:

- Молчанкой, - говорит, - город не возьмешь. Говорить надо прямо, что есть на душе. Только отказать ей мы никак не можем. Хоть какая бы она пришла, а мы ее принять должны, потому - не из кулацких, а из батрацких она родов.

Кожевины опять молчат. А Санко Тюшин проворчал:

- Ну, так ведь у нас по привычке бумажных-то колхозниц держат. Считать начнешь - колхозниц много, а наряжать на работу некого. У одной ручка болит, у другой - ножка.

Это он намекал, что к заявлению у меня справка от Батмановой приложена: на тяжелую работу наряжать меня нельзя.

Все-таки проголосовали все за меня, кроме Гриши Слезкина. Тот встал, поклонился собранию.

- Поздравляю, - говорит, - с новой колхозницей. Теперь держись, работа.

И я встала:

- В колхоз я бежала бегом, - говорю, - и на работу не придется меня подгонять: работа - мой вечный друг.

Общее собрание не собиралось еще с месяц. А я уж не заботилась, знала, что меня примут.

И верно, в конце декабря меня записали в члены колхоза.

2

В ту пору я уже училась в школе ликбеза при нашем колхозе. Еще осенью приехал к нам в Голубково заведующий районо Сопилов с учителем, молодым парнем годов двадцати. Созвали нас на собрание. Объяснил нам Сопилов, что всем неграмотным надо учиться.

- Средства готовы - сельсовет дает, учитель есть. Только пожелайте учиться, поможем вам грамоту одолеть. В Советском Союзе неграмотных не должно быть.

А у нас все женщины были неучены. А кто и грамотным считался, так один глаз видел, а в другой не попадало. И все же заворчали:

- Не к чему нам учиться под старость. Смолоду жили неграмотными, а нонче уже нам столько не жить.

- День робишь да дома крутишься, да ребята одолевают, а тут еще учеба. Нет, уж нам не до грамоты.

А я сказала:

- Не знаю, как кто, а я буду учиться.

Таисья Маркова рядом стояла. Сухопарая, глаза как у совы. Вот она мне и буркнула:

- Плакать кто будет? Учиться начнешь - забудешь все и слезы.

- Забыть и пора, - говорю. - Мои слезы уже выплаканы, кручина прочь откинута. Время теперь не то и дело не то. Надо ума копить.

- Смолоду, - говорит, - не набрала, так под старость не накопишь. Да и слезы у тебя что-то скоро подсохли. Еще год не миновал, как муж помер, а уж и забыла.

- Солнце, - говорю, - взошло, роса высохла.

Завели бабы свое собрание, да Таисья Кожевина - она за председателя сидела - уняла.

- Довольно, - говорит, - ругаться. Надо дело говорить. Кто хочет учиться, записывайтесь.

- Пишите, - говорю, - меня первую.

С малых лет я у матери учиться просилась. Братишки по году учились, так и от них-то я каждое слово ловила, с той поры и буквы запомнила. Ребята в шкоду пойдут, и я без спроса туда же. Да не удалось мне у матери учение выпросить. Учительница и та мать уговаривала меня в школу пустить.

- У тебя, - говорит, - девка толковая, учить ее надо бы.

А у матери один ответ:

- Куда девкам с грамотой: письма парням писать, что ли? Без грамоты скорей брюхо не нарастит.

С той поры, где про учебу говорят, там я и жадничаю. Было бы время, так я самоучкой бы выучилась. А у хозяев время не вырвешь. Они грамоту добыть работному человеку не дадут: неграмотных им легче было обыграть. Без учения-то мы ровно как в карты играли, а козырей не знали. Хоть и недолго, а знавала я ученых людей и видела, как учение человека красит. Все-то он знает да понимает. Хотели меня Родионовы грамоте учить, да мать замуж отдала.

Вот я ликбезу-то и рада. Мне учеба показалась, как свет в окне.

Записалась я, а другие мешкают.

Подождали, голосовать начали. Опять только одна моя рука поднялась да председательница меня поддерживает.

- Было бы время, - говорят женки, - да годы бы помоложе, да ребят бы поменьше, без голосованья бы записались.

- Мы не востры да не быстры, - говорит Таисья Маркова, - так нам уж не учиться. На учительниц не выйдем, на счетоводов также. Где уж нам, голикам, с вениками знаться.

Сопилов отвечает:

- Хоть двое-трое будут учиться, а ликбез все равно откроем.

К концу собрания нас пять человек набралось.

Собрание проводили у Ивана Коротаева. Иван тут же и помещение указал:

- У меня стоит пустая кухня. Нагреть, так не хуже других школ помещение, что твой техникум в Нарьян-Маре.

Согласились с Иваном.

- Кто, женки, топить печку будет? - спрашивает председательша.

- А кто, - говорю, - учиться задорный, тот пусть и топит.

Смеются женки, понимают, что сама напрашиваюсь.