Мать Печора (Трилогия)

Сидим мы с ним друг против друга и одну думу думаем: с чего песню начать? И на первых порах туговато у нас дело подвигается.

- Вот так всегда, - сердится Матвей (он сидит за старшего писаря). Сажусь - думаю: "Ну, Матвей Лукьянович, за тобой в два пера не уписать". А начну - и одним писать нечего.

- Ты, - говорю, - нищим не прикидывайся, все равно люди не поверят: видят, что у тебя кошелка из шелка. Что ты в своей песне пропеть хочешь?

- Руки золотые! Нет про них никакой песни. Хорошая работа уму песню поет, а надо, чтобы и ум работу в песне возвеличил, чтобы добрую славу о руках наших пропели. Время будет, что и нас не будет, а люди подымут песню нашу, как застольную чашу!

- Ты, Матвей Лукьянович, и говоришь-то - как песню поешь, - удивляюсь я. - Вот эти бы слова да песней и пропеть...

- Самородные слова сами в песню просятся, - отвечает Матвей. - А только не каждому слову в песне место найдется. Речь - как птица: в одно перо не рядится. А возьми-ко любую хорошую песню: как из одного куска она отлита.

- Давай, - говорю, - пример с былин возьмем.

- Не тот корм, - трясет головой Матвей. - Сколько этих былин по свету ходит, а что там в нашу песню пригодится? "Руки белые"? Так ведь и лицо там белое и груди белые. Велика будет рукам честь от такой песни?! Не величанье это, а обзыванье!

- Не про слова я тебе толкую, - сержусь и я, - про напев. Гляди, какой он в былине широкий! Руки-то в работе тоже не узко размахиваются, значит, и напев размашистый нужен.

Подумал Матвей - согласился. Да тут же и слова подбирает, будто в первый раз по новым, невиданным гуслям осторожной рукой проводит:

Ой вы, руки золотые, руки вольные!

"Начин - дела половина", - думаю я и подхватываю:

Вы, ладони деловые да мозольные!

- Стоит ли так-то их называть? - задумывается Матвей.

- Чем-нибудь не подходит? - спрашиваю.

- А вот давай подумаем. Мозольные, ты говоришь? По-прежнему-то оно и подошло бы: все на свете руки мозольные поднимали, всю землю они красой наполнили.

- Ну, а по-нынешнему чем они худы стали?

- А нынче руки до мозолей не доводит. Вот у нас, рыбаков, много ты мозолей видела? Привезли нас сюда катером, сидели мы, руки сложив. Сейчас Василий Сергеевич освободился и на тоню лодки катером вывозит. На какой час в весла сядем, и то на руки колхоз шерстяные рукавички припас. Да и не только здесь. Вон дома, в колхозе, - косят косилкой, гребут грабилкой, пашут трактором, сеют сеялкой, жнут жнейкой, молотят молотилкой, веют веялкой. От этого мозолей на руках тоже не будет. И никакая это не честь мозоли. Стыдиться их надо! Говорят они о том, что худо дело организовано...

Согласилась я:

- Скажем тогда: "Вы, ладони деловитые, проворные..."

И так, в душевной беседе, растили мы свою песню. В ином месте Матвей остановится, проведет рукой по лбу, закроет глаза и скажет:

- Не могу больше. Это все равно как по песку на лыжах ходить. Человек неученый - что топор неточеный: можно и таким дерево срубить, да трудов положить много надо. Каждое дело для своего мастера родится. А уж мне здесь, видно, мастером не быть: слова, как рыба, сами в руки пихаются, да рыбак не удал!..

- Погоди, - говорю, - не вскачь по заметелице. Ишь ты, захотел: тяп да ляп - и корабль! За один мах дерева не срубишь, так и здесь скороделкой ничего не сделаешь. А и сделаешь - люди обижаться будут, скажут: "Не доносили, а родили".

И опять сидим да молчаливую думу думаем, пока Матвей снова не выскочит.

- Молчанкой город не возьмешь...

И снова начинаем искать да подбирать слова, и снова в думах, как в море, плаваем. И слово наше с думой нераздельны: слово не нашлось - дума умерла, дума не родилась - слово не живет. Чуть какая в слове неладица всю музыку портит: хочешь одно сказать, а скажется вовсе другое.

- Простота, да не та, - говорит Матвей. - Хромое слово - кривая речь. А это, как стрела неоперенная, вбок полетит.

И вот у нас все дело так и идет: слово к слову кладем, а и пропустим - воротимся. Поищем, найдем и дальше идем. Полено к полену костер растет. А в готовый костер щепки хорошо подметывать.

Солнце в подъем пошло - песня наша готова.

- Спать бы давно нужно, Матвей Лукьянович, а мы с тобой все сидим.

- Сон - смерти брат, - отвечает. - Меньше сплю - больше живу...

Подъехали к той поре оба ловецкие звена. Вышли мы с Матвеем на берег. Знают рыбаки, за каким делом мы оба сидели, и упрашивают:

- Хотим вашу песню слушать.

- Вы мне теперь на голову не смотрите, - балагурит Матвей, - голова моя что-то раньше меня состарилась. Волос седой, да сам молодой. Пропели сегодня мы с Романовной песню про ваши золотые руки.

- Меня-то хоть не выхваливай, - говорю я. - Я родничок, а ты озеро.

- Маленький родник стоит большого озера, - отвечает Матвей. - Не будь родников - океаны высохнут. Ну, слушайте.

Почему-то он не пел, а рассказывал песню нараспев, с остановками: не то вспоминает слова нашей песни, не то снова подбирает, будто тут же их заново придумывает:

Ой вы, руки золотые, руки вольные,

Вы, ладони деловитые, проворные,

Вы, труды неутомимые, упорные,

Ой вы, руки золотые, чудотворные,