Мать Печора (Трилогия)

Начальник наш да и все мы сначала уважали Морозова. А потом присмотрелись - видим, что на дело он сквозь пальцы смотрит, и насели на него.

Начальник его пристрожил, когда увидел пьяным.

А Морозов рассыпается:

- Донат Константинович! Два дня животом болею.

- Твой живот без вина не живет, - сердится начальник. - Вот мы все кожу ищем. Скажи, чье это дело: геологов или твое?

Все же той порой дело наше не назад, а вперед шло. Саша Костин съездил куда-то верст за сорок и привез оттуда десятка полтора нарт. Остальные нарты для нас ненец Николай приготовил. Петря выстрогал для упряжи, которой еще не было, деревянные шелаки - что-то вроде пуговиц для застежки оленьих лямок. В кузнице воркутинской Платон Иванович, у которого мы столовались, отковал нам кольца для упряжи, чтобы ремни свободно ходили и можно было оленям ровнять друг дружку при езде в упряжке. Не хватало нам только упряжи, для которой все это делалось.

Однажды в нашу столовую заходит Дарья и зовет Александрова:

- Начальник! Говорить хочу. У Анны я была на "Капитальной". И знаешь, что видела? У ограды ремень резиновый лежит, вот такой широкий...

И Дарья размахнула руки, насколько могла.

- Старый ремень-то, ношеный. С какой-нибудь машины сняли да бросили. Там он не нужен, а тебе может пригодиться.

Донат Константинович чуть не расцеловал Дарью.

- Вот из этого можно упряжь делать? - спрашивает начальник Петрю, когда ремень принесли на склад.

- Лямки как не можно? Очень хороша будет. А на ремни не годится.

Да тут же Петря и кроить лямки начал.

Прежде говорили: одна беда другую ведет. А нынче стали чаще говорить: одна удача идет, другую ведет.

Так и у нас: на тех же днях пришла из Москвы телеграмма, что отряду разрешено купить на кожевенном заводе четыре сыромятные кожи. Тут мы уж и ночи не спали, все бегали. Получили кожи, дали им обвянуть и ремни кроить начали.

Пока на Воркуте жили, на наших глазах город менялся: то какой-нибудь дом под крышу подведут, то от готового дома леса уберут, то пустое место вспашут и картошкой засадят, то новую гостиницу в дело пустят, то мост через реку наведут.

В полую воду люди попадали к Воркуте Второй через перевоз. Чтобы водой не унесло, мост на весну убирают. А пут еще до спада воды пора пришла мост наводить. Воркутинцы закупили на свои трудовые деньги одиннадцать поездов угля и весь уголь отправляли в подарок Ленинграду. Уголь лежал на Воркуте Второй да на других шахтах по правому берегу Воркуты-реки. Без моста уголь не перевезешь, вот и взялись строить.

Вода в Воркуте все еще вровень с берегами стоит, течение как на оленях тащит, - где тут, думаю, сладить с бешеной водой! А работные руки ничего не страшатся: взялись кто силой, кто сметкой, за дело схватились, так не отступились. Выволокут сзади за лодками козла большеногие и на середине реки ставят их на ноги. Водой их перевернет да утащит ниже Ярана, а тут уже другие козла плавят.

Настелили на козла досок да с них и сваи бить начали. Не деревянными бабами бьют (у нас их барсами зовут), а машинами да паровыми молотами, только стук стоит. Столб поставят - как кол заткнут. Через малое время вижу - сваи, как чайки, рядами над водой белеют. А еще через день поезд к железной дороге уголь подтащил. При нас уголь в вагоны грузили, при нас и людей выбирали в Ленинград этот уголь везти.

А в нашем отряде тоже кипела работа. Когда у нас было все изготовлено, Александров собрал всех своих работников и говорит:

- Время у нас из рук упущено, так надо, ребята, не пожалеть себя. В работе, в пути помех мы немало встретим. Трудно нам будет, а мы все же не убавлять, а прибавлять шаг должны, чтобы время догнать и дело осилить.

И начал людей по отрядам разбивать.

- Отряду Ии Николаевны я даю сто тридцать оленей и двух пастухов Петра Хенерина и Михаила Валея. Путь вам дальний: до реки Коротайки дойдете, да по Коротайке от вершины ее притоков до Сарамбая, да по Сарамбаю пройдете, а оттуда переметнетесь на реку Талату и выплывете в Хайпудырскую губу Баренцева моря, на Синькин нос. С боковыми заездами тысячи полторы километров наберется. В этот отряд я даю старшего коллектора Леонтьева - он в тундре бывал - и рабочего Костина.

А меня не поминает. Когда про отряд Каменевой заговорил, тоже своего имени не слышу. Помянул он меня под самый конец. Говорит:

- Голубкова будет работать в моем отряде.

Тут уж я не стерпела:

- Хороший ты человек, Донат Константинович, гневить тебя не хочется, а только с тобой я не поеду. В экспедицию не с того я через всю тундру приехала, что на золотую гривенку польстилась. Вон воркутинцы городу Ленинграду свой уголь в подарок от чистого сердца шлют, а у меня два сына городу Ленина жизнь свою отдали.

Так вот я, простая русская мать, набралась силы и смелости и хочу рассказать добрым людям о своих сыновьях-героях. А человек-то я не письменный, только при Советской власти читать выучилась. Вот и нужно мне быть вместе со своим напарником с Николаем Павловичем. Семь лет мы с ним вместе работаем.

Игорь и тут готов пошутить:

- Романовна, - говорит, - я между делами все тебе запишу, только пирогами нас корми.