Мать Печора (Трилогия)

- Записать, - говорю, - и Илья может, как и пироги состряпать. Только ведь какие пироги получатся, захотят ли люди взглянуть на них, не то что есть? И ты, Игорь, не с того куста ягода, не в том бору выросла. А мы с Леонтьевым с одного бора - с Архангельского. Он за словами моими душу видит, любую думу на лету поймает.

Пришлось Александрову согласиться. Морозова начальник решил увезти в тундру. Склад велено было Аде Красильникову принимать: он инвалид, и склад дело для него более других дел посильное.

Когда из колхоза пришли олени с двумя пастухами, мы собрались в путь-дорогу.

Перед выездом нашего отряда устроил нам начальник проводы. Собралось друзей, братьев да товарищей полное застолье. Кроме Платона Ивановича, угодил на спроводины его приятель Павел Михайлович Платов. Он работал главным инженером на строительстве нового кирпичного завода и чуть не весь вечер про свой завод говорил:

- Кабы один только завод строить, а то и жилые дома поднимай, и столовые руби, и амбулаторию с больницей не упусти, и баню не забывай, и железную дорогу веди.

И добавлял:

- Через два дня к заводу широкая колея пройдет. От нее узкоколейка на пять километров тянулась. А с перегрузкой знаете, какая канитель... Ну, да теперь вздохнем. К Октябрьским праздникам завод в эксплуатацию сдадим. Ну, и завод, я вам скажу, - последнее слово техники. За год надо двадцать миллионов кирпичиков Воркуте дать...

Павел Михайлович со своими рассказами о заводе надолго остался у нас в памяти. А товарищ его Платон Иванович, который помог нам в Воркуте прожить, крепко полюбился нам. Стахановцем он был в шахтах, где не один год уголь добывал, по-стахановски и сейчас дело ведет, когда ему все мастерские в Воркуте подначальны.

Провожали нас все. И радостно нам было, что с места стронулись, и тоскливо с друзьями расставаться.

Пришли олени, приехали трое пастухов - Петря и двое новых. Один из них такой уродливый, что я испугалась: маленький, кривоногий, зубы у него выдались вперед, губа отвисла. И прозвище у него было под стать: Зубатый. Фамилия его была Соболев, да о ней никто не помнил.

- Вот, - говорю, - красавца нам прислали!

Донат Константинович только сейчас объявил пастухам, кто с кем едет:

- Сейчас с Ией Николаевной пойдут олени колхоза имени Смидовича. Старшим пастухом будешь ты, Хемерин. Ты, Валей, слушай Петра: он старше.

А Зубатому говорит:

- Ты пойдешь в чум к Тимофею и будешь помогать ему. Вместе с Тимофеем через денек-другой со мной поедешь.

Тот и говорит:

- С Валеем поедем. Свои олески поедес.

Ему объясняют:

- Раз начальник говорит, значит, так нужно...

- Не нусно...

Уперся - и хоть кол на голове теши.

Александров через Петрю выспросил Зубатого, почему он не хочет его послушать. Тот отвечал:

- Мой ум так ходит: в своем стаде я каждого оленя знаю, а в Тимофеевом не знаю. А Петрю вы сюда суете - он здесь оленей не знает. И места здешние Петря не знает, какой он старший? А Михайло Валей - молодой, тоже места не знает.

Все это мы понимали, а только брать Зубатого никак не хотели - не нравился он нам, а на Петрю мы во всем могли положиться, не мал конец с ним проехали.

Александров еще раз приказал. И видим мы, что Зубатый на этот раз согласен.

- Хоросо, - говорит.

И тут же нам объявил, что заберет у Михайлы свою половину чума.

- Да ведь у Тимофея чум хороший. Зачем тебе еще полчума?

- Мой чум...

Как начальник с Леонтьевым ни крутились, а не могли упрямого уломать. Пришлось нам взять с собой и его, и Петрю, и Михайла. Александрову, бедному, остался один Тимофей. Конечно, Дарья в случае нужды могла заменить пастуха в стаде, а Вася вместе с Кимом могли заменить третьего пастуха.

Наш начальник на все был согласен, только бы поскорее нас в тундру выпроводить: уже кружились первые комары.

Так мы и расстались.

3

Впереди ждали нас незнакомые реки. Только названия одни я слышала: Сядей-Ю, Тар-Ю, Коротайка, Сарамбай, Талата. Сколько чего они нам готовят? Как примут?

Знала я, что надо будет нам каждую размоину обшарить, каждый бугор, каждую укатинку исползать, в ином месте десять раз по одному следу пройти. А тундра ой широка: сколько в ней этих бугров да укатинок, да размоин!

Одиннадцать нарт собралось в нашем аргише. Идут они не по ровной дороге, за всеми нужен глаз да глаз. Я вела двое груженых нарт, пастухи по три на каждого. Леонтьев, как олень, вдоль нашего обоза носился: увидит, что нарты с лодкой на кочке качнулись и лодка упасть готова, поддержит ее; заметит, что олень упал, - пастухов окликнет; запутается олень в упряжи - на ходу распутает.

На кочках первые нарты сломались. В другом месте первая лямка порвалась. В третьем - первый воз опрокинулся, сухари и сахар первой водицы с болота глотнули.

Первая стоянка наша была возле чума Зубатого и Михайлы Валея. Поставили они его на краю крутого кряжа, на сухом месте, как на островке. Рядом с чумом и мы палатку раскинули.

От Воркуты мы отъехали семь верст, и она от нас уже скрылась.

- Семиверстными шагами шагаем, - говорю я начальнице.

А той не до меня: в накомарнике ей душно, а без него первые комарики щиплют.