— Будто раманы сами ввяжутся в бойню! — негодовал царь. Ясно же, что воевать будут таны, так что пусть бы и начинали вторжение в Ласбарн прямо сейчас. А его зять, ахрамад какой-то там пусть и дальше упражняется в попытках сделать мальчика.
Гор на это не отвечал, пожимая плечами — тут он никак не мог повлиять на ситуацию, и Алай принимал это как данность. Ему теперь становилось даже ясно, отчего советник в последние дни приходил докладывать ему о чем угодно, но только не о военных приготовлениях к ласбарнскому походу. Тем не менее, он велел подготовить и отправить в Гавань Теней письмо с поздравлениями и послание с вопросами и требованиями. Стоило бы напомнить этим заморским женолюбам, чего стоит настоящее мужское слово.
Змей снисходительно пообещал все сделать, показать по готовности и отослать сообщения.
— Что-нибудь еще? — спросил царь, и тогда Гор выдал совершенно невиданную фразу:
— Мой царь, в народе ходят толки, что ваше наследие от леди Джанийи постигли неминуемые несчастья или далекие браки, а раз так, вам следовало бы жениться снова. Мужчина в вашем возрасте без проблем может получить еще хоть дюжину детей, так что…
— Нет, — Алай отсек однозначно.
Гор безразлично кивнул, но тему не оставил, и каждый раз сообщая о какой-нибудь династии будто намерено менял интонацию. Мол, все династии пекутся о будущем, но не вы, мой царь. Алай в ответ делал бесстрастное лицо: его не интересовали Салины, хотя он и стал дедом одного из них. Его не интересовал Тройд Страбон, всеми силами восстанавливавший страну из разрухи и назначивший прибывшую в Кольдерт малютку-дочь преемницей на троне Иландара. Его даже не интересовал владыка Удгар.
Но когда Гор сообщил, что Агравейн Железногривый обзавелся новой королевой, которая по совместительству оказалась Второй среди жриц, и теперь готовился в очередной раз стать отцом, Алай сузил глаза.
— Большего баловня Этан не видывал, — пространно поведал царь, глядя куда-то мимо Змея и безотчетно потирая подбородок. — Но за тем, как настойчиво помирали его дети, какой-нибудь из Богов точно стоит. Будем надеяться, этот тоже сдохнет.
Гор, знавший Шиаду лично, никак не отреагировал. Сейчас увлекательнее и полезнее было наблюдать, как меняется лицо царя: никому и в голову не пришло бы называть его Стальным, хотя бы потому, что Гор без труда читал, насколько личные счеты Алай Далхор предъявлял к Железной Гриве.
Алай все больше стал присматриваться к Змею. После похода на Ласбарн и смерти Сарвата, к которой Змей оказался причастен, он как-то изменился. Алай не мог уловить перемену, но чувствовал совершенно точно. Он больше не был так заинтересован воспитанием внебрачной дочери, которую не так давно приволок откуда-то, в большей степени поручив девчонку женщинам во дворце и тем военным наставникам, к тренировкам которых прежде сам приложил руку. Стал проявлять внимание к мелочам, которые прежде вообще предпочел бы не заметить. Стал говорить много слов не по делу, но, когда заходил с решительно сжатой челюстью, то есть явно приходил с вопросом важным, его голос звучал суше, чем прежде.
Что, в сущности, Алай знал про этого человека? Ничего, кроме того, что ему нет равных и что он сын одного из небогатых дворян, с которым не хочет иметь ничего общего.
У Змея феноменальный, неподражаемо изощренный ум. Это Алай знал тоже, наверняка. Как он разыграл все эту партию, использовав собственные, безразмерно длинные и тяжелые в любом ударе руки, чтобы скрутить по рукам и ногам владык держав! Алай давно понял, что такой человек, как Змей, действует себе на уме, и теперь Стальной царь готов был даже верить в какого-нибудь из Богов просто для того, чтобы молиться ему из благодарности. Из благодарности, что чудовище вроде Змея для удовлетворения властолюбивых желаний, для выпуска своей разрушительной силы, выбрало именно его подданство, Алая Далхора. Чистой воды случай. Реши Змей иначе, и на месте Иландара, разваленного и едва выгребающего из руин, мог оказаться Орс.
Алай стал всерьез опасаться за верность Змея, но поймать его за руку было невозможно. Он вел переписку с Адани, для него шпионили в Иландаре, он был осведомлен в тончайших деталях о событиях в Багровом Храме, недавних пор в большей части Ласбарна, в Ясе и даже имел серьезные чувства к одной из тамошних танш. Прежде Алай думал, что это лишь его проклятье — так любить одну женщину, что даже всем шлюхам, когда становилось невмоготу, он подушками накрывал головы, чтобы не видеть.