Мать Сумерек

— А Отана он помиловал тоже в твою пользу, Бану?! — спросил бастард. — В твою пользу он помешал мне спустить с выродка заживо шкуру?

— Я оставил его гнить в темнице, — защитился Гистасп, — пока решение не примет, как и положено, тану Яв…

— Оставил, пока не пришел бы час воспользоваться его участием и, наконец, добиться чего хотел! Убить Бану и усадить малолетнего ребенка, неспособного править самостоятельно, в танское кресло!

— Напомню, что участь Отана в конечном счете решил Адар, — напомнила Бану.

— А кто решил участь нашего отца?!

* * *

Затихли все. Тахбир, стоявший в дверях, давно закрыл дверь, чтобы шум не привлекал остальных, а если и привлекал, чтобы более никто не вошел в танский покой. Да и не безразмерный же он!

Бансабира вглядывалась в брата с пристрастием и опасением за его душевное здоровье. Она сделала шаг навстречу, приближаясь к бастарду, будто так отчетливее услышит слова, которые не смогла разобрать.

— Что?

— Гистасп убил вашего отца, тану, — тихо и твёрдо проговорил Раду, не поднимаясь с колен.

— Тебя я вообще не спрашивала! — рявкнула танша. — И откуда тебе знать? Когда мой отец погиб, тебе не было в той охоте. Ты был со мной в Гавани Теней. Или ты, в моем лагере, у меня за спиной устроил собственный шпионский отряд?! А я еще в свое время обвиняла во всех склоках Юдейра! Говорила, это он источник скандалов, он не знает своего места! — разошлась танша. — Ради чего я убила его? Чтобы сейчас слушать клевету на одного из своих генералов от настоящего предателя?

— Я не … Я НЕ ПРЕДАТЕЛЬ! — от досады Раду пополз на коленях вперед, но Бану отступила, даже не взглянув.

— Когда-то он был генералом нашего отца, Бану, — влез Русса. — И убил его безжалостно. Когда ему будет нужно, он и тебя убьет. Ему не место в мире живых, — пригвоздил.

— Это не тебе решать, — сухо ответила женщина.

— Мне и только мне! — Русса взметнулся, бросился вперед, поймав руки сестры, и затряс её. — Я клялся защищать тебя и столько раз терпел неудачу! Так что теперь я костьми лягу, но спасу тебя!

— Ты сам слышишь, что говоришь? — брезгливо спросила женщина, вырываясь. — Наш отец погиб на охоте!

— Нашего отца убил Гистасп! Гистасп! Только ты отказываешься это признать!!

— Русса, ты не в себе, — Бану предприняла последнюю попытку. По всему виду было ясно, что сейчас ей противна сама мысль о родстве с ним.

— Я, если помнишь, вернулся позже всех тогда, — жестко заговорил мужчина. — Я все обыскал в тот день. И никакого кабана, убитого за несколько часов до происшествия, не было на весь лес!

Беда с этими мужиками! — в сердцах подумала Бану. Сейчас, когда позади праздное гуляние, а за ним полная работы ночь, соображать и докапываться, кто прав, кто виноват, нет никаких сил.

— Бансабира, — позвал брат, но танша воздела руку, перекрывая все дальнейшие разговоры.

— Серт! — скомандовала госпожа.

— Слушаюсь, — блондин размашисто и твердо шагнул вперед. Его ребята напряглись сильнее.

— Увести обоих, — бесстрастно отдала указание. — В темницу по разным камерам. Решу позже.

— Госпо… — Раду только подал голос — и зря.

— Его тоже в темницу!

— Бану, прошу тебя! — Иттая бросилась перед ребятами Серта, но тысячник, взглядом испросив разрешение, отодвинул Иттаю в сторону — деликатно и непреклонно. Новобрачная тут же бросилась к Бансабире.

— Сестра, умоляю!

— Все вон, — оборвала танша. — Шухран, выстави стражу снаружи.

— Да!

— Никого не пускать.

Телохранители быстро и решительно вытолкали всех за дверь. Бессильный комок ярости — Иттая — удалялся с наибольшим шумом, попеременно глядя на сестру и мужа. Гистасп на супругу даже не взглянул. Его взгляд был прикован к Матери лагерей и не выдавал ничего.

* * *

Вскоре после инцидента Бану велела отрядить в камеры пленников по лекарю — оба пострадали в драке.

Танша надеялась, что думать на свежую голову будет легче, и надо бы отдохнуть, но уснуть не удавалось. Гистасп… Гистасп не шел из головы… Как и предательство брата.

Один следил за ней. Раду тоже следил за ней, доносил, действуя за спиной, а сегодня даже посмел не подчиниться прямому приказу. Раду, на которого она возлагала невиданные надежды во всем, что касалось боевых условий. Что до Гистаспа… В памяти танши всплыли их многочисленные разговоры — раза два или три, кажется, Гистасп намекал на что-то, сродни признанию. «Я не для того зашел так далеко, чтобы потерять вас!», «Я хотел бы признаться кое в чем, что касается вашей семьи, но пока не набрался мужества» — были оговорки, которые должны были насторожить Бансабиру.

Но давно не настораживали. Потому что в глубине души с дня, когда альбинос молчаливо одобрял пытки в её шатре, Бансабира знала, что Гистасп мог сделать, а чего — нет.

Что ж, какое-то наказание придумывать надо для обоих — как ни посмотри. Как минимум за драку. И, яды Шиады, Всеединая Мать Сумерек! Почему за всеми этими несчастьями Гистаспа стоял именно Русса?! Почему все хорошие люди — и он, и Вал — предпочитают умалчивать долго-долго, но не обсуждать проблемы с ней самой, чтобы потом, в один прекрасный день устроить скандал при всех?!