Мать Сумерек

Вернув морок в Аэлантис и очнувшись от чар, Шиада в ту ночь не легла спать, а, написав по записке Агравейну и Удгару — на случай, если свою Агравейн порвет, не дочитав — покинула дворец. Накинула, как в давние времена, зачарованный завесный плащ притворства, изобразив из себя немощную полубезумную старуху, и медленно побрела в сторону Летнего моря, надеясь на гостеприимство племен в Ургатской степи и имея за пазухой лишь пол краюхи хлеба.

Агравейн действительно бы не понял: зачем ей надо к дочери, надо ли ей к дочери — или это очередная уловка для встречи с Артмаэлем? Поэтому проще было вовсе избежать объяснения, даже если подобная выходка и делала из неё трусиху. Даже если из-за подобных выходок Агравейну все чаще приходилось проклинать Судьбу за любовь, которой та связала его еще в утробе непреложной силой пуповины.

Любовь, в которой нет честности, всегда — проклятие.

* * *

Конные посланники Агравейна и Удгара настигли Шиаду на биваке в одном из поселений Ургатских кочевников. А с ними — и сам король, который заявил, что, скинув государственные дела на Старого короля, помчался вслед за женой. Не следует королеве на сносях путешествовать столь далеко, тем более в одиночку. И раз уж её одолевает столь настойчивое желание увидеть старшую дочь, ей достаточно было попросить у короля помощи. Беременным, конечно, вечно что-нибудь этакое приходит в голову. В срок вынашивания женщина особенно открыта провидению и почти всегда пребывает в пограничном состоянии между миром людей и миром Богов. А значит, какие-нибудь прочие духи или демоны тоже могут нашептать будущей матери непонятно что. Иначе это путешествие без охраны со стороны Шиады, на взгляд смеющегося короля, было не объяснить.

Но когда Агравейн и Шиада оказались наедине в шатре — одном из привезенных конной гвардией Аэлантиса — король схватил жену за шею огромной могучей дланью и с силой толкнул в сторону. Шиада успела всхлипнуть от неожиданности, прежде чем услышала хруст позвонков от толчка. Полными паники глазами она уставилась на мужа, отступая:

— Ты что себе позволяешь?! — зашипела жрица, потирая шею.

Агравейн не отвечал. Он снова, в пару безразмерных шагов настиг супругу, схватил за волосы, потянул, заламывая голову назад, чтобы Шиада смотрела на него прямо, не имея шанса спрятать глаза и слукавить, как обычно.

— Если бы ты только не носила мою дочь, — прошипел Агравейн в ответ голосом, какого Шиада никогда от него слышала.

Подобная фраза и особенно тон подействовали на жрицу оглушающе. Ей практически захотелось зарыдать: неужели даже он не способен понять, что и почему ей так важно?!

— И что бы ты сделал? — с ужасом спросила она. Кто угодно — но он не может ей угрожать. Кто угодно — но он не должен её ненавидеть! Как ни посмотри, она и впрямь слишком часто и сильно любила этого короля перед Вечностью, чтобы отказаться от него в теперешней жизни. — Что бы ты сделал, Агравейн?! — найдя в себе силы, Шиада поймала лицо мужа в ладони, притягивая, вынуждая Агравейна наклониться.

Женщина смотрела напряженно, вглядываясь, пытаясь уяснить перемену, что в нем произошла. Кусала губы и тянулась к Агравейну.

— Что бы ты сделал, не носи я дитя? — в голосе мелькнула влажность. — Как только тебе в голову пришло …

Агравейн не поддался, оттолкнув Шиаду в грудь.

— Я бы сделал то, чего не рискнул сделать на Тропах Нанданы, — процедил он все тем же чужим и далеким голосом. Отошел от жрицы, распрямился, поглядел сверху-вниз. — Клянусь, — добавил он с болью и вселенской печалью в глазах, — весь Этан был бы счастливее, если бы ты просто не родилась.

Шиада отшатнулась сильнее, чем от удара.

— Ты … ты понимаешь, что говоришь? — выдохнула она с дрожащими губами. — Ты ведь знал, ты согласился тогда, в святая святых храма Нанданы, что у меня будет дочь от другого мужчины. Так почему позволяешь своей ненависти к Артмаэ…

Агравейн перебил, злобно рассмеявшись.

— Ненависть к Артмаэлю? — переспросил он. — Что ты, Шиада. Я не ненавижу его, я сочувствую ему. Потому что даже если сейчас ты скажешь, что останешься на Ангорате навсегда, это будет значить, что ты останешься с ним — мужчиной, который, наверное, даже более несчастен из-за тебя, чем я. Но ничего, — улыбнулся Агравейн совсем нечеловечески, — мне есть чем утешится — у меня есть сын. Ему тоже есть чем — у него есть другие дети и, как и у меня, женщины на любой вкус. А вот что будешь делать ты, когда увидишь, что девочка, ради которой ты разрушила жизнь себе и нам, плевала на тебя и даже не помнит, как выглядит какая-нибудь другая мать, кроме Богини?

Шиада не выдержала — подлетела к Агравейна и со всей злостью влепила пощечину.

— Заткнись, Агравейн!

Тот расхохотался.

— Негоже так говорить с королем, радость моя.

— А, значит, гоже с королевой и следующей храмовницей?!

— Второй среди жриц, полагаю, ты хотела сказать, — поправил Агравейн. — Это больше в твоем духе.

Шиада сдалась:

— Я не понимаю, что происходит, — она снова отошла от супруга и принялась укладываться на ложе для сна.