Мать Сумерек

— Все просто. Всех служителей храма Тинар и храма Илланы погребают в зависимости от положения солнца, служителей Шиады и Нанданы — по положению в небесах луны. Когда солнце или луна воцаряются в водном знаке, умершего отправляют в море, по которому ты приплыл. Когда в земном — они умирают здесь, в болотах, которые ты прошел. Когда в огненном — их сжигают, а когда в воздушном — их переправляют к одному из утесов в озере. На каждом из них в гнездовьях кондоров выстроено по башне, — Артмаэль огляделся, но не найдя ничего, начал водить по земле прямо пальцем, надеясь, что Старый король разберет начертание в полумраке грота.

Друид изобразил две башни, больше напоминавшие колокол с выравненной верхней частью.

— Мы отвозим почивших туда и оставляем наверху, на решетках, отдавая падальщикам, а все, что проваливается вглубь и падает на землю… Словом, это тоже есть, кому поглотить.

— То есть, — решил уточнить Удгар, стараясь не думать, насколько неуместна данная тема для беседы за поздним ужином, пусть даже в пещере по ту сторону необъятных болот, — если здесь умирают, их даже не спрашивают? Погребение определяет только срок смерти?

— А что тебя удивляет, владыка?

— Я думал, тут только костры, — признался Удгар честно.

Артмаэль повел бровью и поправил волосы движением от виска за ухо.

— Храмовницу и верховного друида никогда не отдают Башням Гнездовий, потому что на прощании с ними должны присутствовать все обитатели острова и там нет для этого места. Но во всех других случаях право выбора имеют лишь те, кто рожден или умирает в срок главенства в небесах Заклинателя Змей.

— Мне казалось, — нахмурился Удгар, — я знаю об обычаях собственной веры больше. А я даже не понимаю, что сейчас происходит! — в сердцах раздосадовался король.

— Ну, — многозначительно протянул Артмаэль. — Если вас утешит, владыка, уверяю, даже среди старших жрецов далеко не все могли бы понять, что сейчас происходит. Да почти никто, если честно, — посмеялся друид.

Удгар справедливо спросил, что это вообще такое и куда делись Шиада и его сын. Однако, вопреки расположенности друида, тут он предпочел уклониться:

— Не думаю, что я тот, кто мог бы рассказать вам.

— Но ведь это нечто сродни тому, что происходит, когда отверзаются копья Часовых, разве нет?

Подобной сообразительности от старика друид не ожидал.

— Да, что-то в этом духе. Ангорат, как вы понимаете, находится…

— Не совсем в Этане, это ясно, — улыбнулся Удгар. — Но это не объясняет, как мы прошли по болотам! — в конец отпустил силу эмоций Удгар. Теперь можно было ужаснуться происходящему в полный голос. — И не объясняет, как Вторая среди жриц и мой сын пропали в никуда прямо у меня на глазах! Это что, какой-то другой мир?

Артмаэль вздохнул: Удгар задавал хорошие вопросы, но он и впрямь не ощущал себя вправе откровенничать о Завесе.

— Я попробую объяснить, — начал друид, все еще не зная, как уйти от ответа.

Ситуацию спас неясный звук. Что-то где-то хрустнуло, потом будто раздался тонкий женский выдох-всхлип, и картина перед глазами опасно дрогнула. Артмаэль осекся, вскинул голову. Непринужденное выражение жреческого лица мгновенно сменилось тревогой. Друид оглянулся — тонкие очертания Нилианы засеребрились. Плохо дело.

— Что-то не так, — шепнул жрец. Нилиана вцепилась призрачными руками в пустой котел перед собой, и Артмаэль понял, что времени рассуждать нет. Протянул руку, раскинув пальцы, и …

* * *

Агравейна трясло.

— Мерзкая сука! — шептал он с трясущейся челюстью.

Перед их с Шиадой взорами королева Гвен что-то без умолку талдычила Виллине. Не надо было быть жрецом, чтобы понять, что христианская фанатичка была последним человеком, который видел принцессу.

— Подлая тварь! — не унимался Железногривый.

— Я не смогу держать тебя здесь, если ты не можешь контролировать собственный гнев, — напомнила Шиада. Она бледнела быстрее обычного, ощущая, как кровь откатывается от рук и ног, отливает от щек, как холодеют части тела. Даже тот, кто научен ходить меж миров по Дорогам Нанданы не может оставаться здесь долго, а уж удерживать обычного человека, далекого таинств Завесы, стоило каждого второго удара сердца.

— А ты бы не гневалась, будь это твоя сестра?! — разбушевался Агравейн, быстро уяснивший, что присутствующие в воспоминаниях люди их не слышат и не видят.

У Шиады не было ответа: единственная дорогая ей родственница — Ринна, чье место она заняла — была для неё не только сестрой, но и госпожой, и отношение к ней было соответственное. А на семью по матери, на отца и братьев, Шиада теперь едва ли могла смотреть иначе, чем как на чужих.

Шиада промолчала, и Агравейн поджал губы, покосившись на жрицу. Шиада чувствовала, что теперь, когда первый запал встречи иссяк, былая обида во весь рост вернулась к нему.

— Ах ты, мразь! — Агравейн рванул вперед, пытаясь задушить Гвен собственной рукой, но Шиада вовремя опомнилась и вцепилась ему в плечо.

— Не вздумай!

— Я не дам ей сгноить Виллину!

— Ты ничего не сможешь сделать!