Мать велела герань не поливать

Сегодня ему почему-то непреодолимо захотелось войти в храм. Георгий замешкался на пороге, наблюдая, как входит небольшого росточка старушка рядом с ним. Она остановилась перед дверьми, три раза перекрестилась, шепча одними губами молитву и отбивая поклоны, склоняясь до самого пола.

– Ты проходи, проходи. Тут всегда тебя ждут. – Старушка подошла к Георгию и мягко подтолкнула его, чуть дотронувшись до спины. – Три раза только перекрестись, вот так. – Она взмахнула щепоткой из трех собранных вместе пальцев, осенив себя крестным знамением. Георгий машинально повторил и молча прошел вперед, очутившись в блаженной прохладе храма, пронизанного солнечным светом, щедро лившимся из всех маленьких витражных окошек. Запах ладана унес его куда-то далеко в детство. Неожиданно для него самого вспомнилось первое причастие.

Вот он, еще совсем малец, стоит перед огромным батюшкой в черной рясе и с добрыми прищуренными глазами, длинная белая борода лежит на его животе. Гоша перепуган и восхищен одновременно. Вокруг никого нет, только бабушка и поп. Потолки почему-то низкие, вокруг полумрак и торжественная тишина, лишь тонкий луч света из замутненного оконца; аромат прелого сена и запах ладана из кадила, дым от которого струится, играя с солнечным светом. Батюшка покрывает его голову большой теплой рукой, дает сделать глоток сладкого красного вина, которое обжигает губы холодным металлом бокала и тягучим горячим ручьем течет по горлу.

Сейчас он стоял, завороженный воспоминанием, рядом с фигурой Иисуса Христа, распятого на кресте, и ощущал себя тем самым маленьким Гошей, пришедшим на первое причастие, чистым и невинным, полным надежд и желаний. Вот и жизнь прошла, а где он, этот мальчик? Что он сам с ним сделал и почему закрыл для себя дорогу в храм? Слезы катились по щекам старика Георгия. Почти семьдесят лет шел к храму, упирался, сопротивлялся, упорствовал, но дошел. Он отер рукой мокрое лицо, подошел к кресту, встал на колени и поцеловал ноги Христа. Чувства переполняли его. Это что-то невероятное, подобных эмоций и внутреннего просветления Георгий Константинович не испытывал никогда в жизни.

– Спасибо тебе, Господи! Слава тебе, Господи! Прости меня, Господи, – шептал он, кланяясь Христу. Его душа и сердце просветлели; подняв голову вверх, туда, где под куполом был изображен лик Иисуса Христа, он почувствовал, как Лидочка смотрит на него с небес. Она улыбалась. Георгий вздохнул, вытер слезы и покинул храм. Он знал, что в очередной раз прощен и ту женщину встретил неслучайно: Лида не хотела оставлять его одного.

Три раза Георгий ездил на станцию «Москва-3». Каждая поездка была якобы случайной. В первый раз там оказалась мастерская по ремонту бытовых приборов, куда ему необходимо было обратиться. Во второй раз приехал забирать заказанный радиоприемник – пункт выдачи рядом с его домом не работал, и товар переместили по другому адресу. Когда в третий раз ему было необходимо что-то забирать, он уже точно знал, в каком районе окажется адрес отправителя. Случайные ли это совпадения? Как человек прагматичный, Георгий хорошо понимал: он управляет своими желаниями. А он хотел ее найти и привык добиваться желаемого.

На самом деле трех поездок хватило, чтобы образумиться и прекратить заниматься ерундой.

– Ну старый мужик уже, а все туда же, – говорил Георгий своему отражению в зеркале, тщательно водя опасной бритвой по уже безупречно гладким щекам. – Все, не было никакой женщины, выбрось из головы и займись наконец-то делом. Тебе вон к внучкам нужно ехать, а ты все о чем-то мечтаешь, глянь на себя. – Тут Георгий перевел взгляд с щек, которые брил, на отражение в зеркале, охватил, так сказать, фейс целиком. На него смотрел сильно пожилой мужчина, даже, скорее, сильно поживший, с абсолютно седой головой, ухоженными и аккуратно уложенными волнистыми волосами, греческим профилем, как говорила супруга, и тонким длинным носом. – Седина в бороду, бес в ребро, – усмехнулся он сам себе, оставшись довольным отражением. – Все. Точка. Я дед. Вживаюсь в образ.

Георгий аккуратно сложил бритвенные принадлежности, принял душ, надел легкий льняной костюм темно-синего цвета, замшевые мокасины, проверил уведомления на телефоне, написал сообщение дочери: «Буду через час», – и вышел из квартиры.