Мать велела герань не поливать

Электричка остановилась, очередь шустро продвигалась к открытым дверям, увлекая за собой Надежду Семеновну. Георгий Константинович сидел и смотрел в окно, наблюдая, как незнакомка грациозно идет по платформе в сторону выхода, даже большая сумка с ромашками, с укоризной покачивающими веселыми растрепанными головами в такт походки хозяйки, не портила впечатление и не мешала ей выглядеть элегантно. Напротив, на контрасте с размером сумки она выглядела еще более хрупкой и изящной. Сходя с платформы, женщина обернулась, и их взгляды снова встретились, простившись навсегда.

«Эх ты, трус! Такую женщину упустил. Может, это был тот самый шанс», – укорил он себя.

* * *

Прошло около месяца. Заканчивался июль. Московское лето набирало обороты. Жара с каждым днем завоевывала город, нагревая тротуары и дома, прочно поселившись в камне города и щедро отдавая тепло ночами, которые теперь не дарили горожанам прохладу, а, напротив, экранировали переизбыток дневной жары в ночь. Спасения не было нигде. Только счастливые обладатели кондиционеров могли свободно дышать в помещении, правда рискуя при этом подхватить ангину.

Надежда Семеновна жила на последнем этаже типовой хрущевской пятиэтажки рядом с парком «Сокольники» со стороны второго Лучевого просека. Парк имеет радиально лучевую структуру аллей. Вход был буквально около ее подъезда. Женщине нравилось, что он не центральный. Народу почти никогда не было, и, сделав пару шагов от дома, ты оказывался в диком лесу посреди города. Ощущения необыкновенные и доступные не каждому жителю мегаполиса. В такую погоду дышать дома было совершенно нечем, дачи у нее не было, стеснять своим присутствием подруг на их дачах не хотелось, вот и гуляла в «домашнем лесу», как она называла «Сокольники».

В Москве сегодня огромное количество ухоженных парков и скверов, зеленых зон отдыха. Все с удобными дорожками, лавочками, шезлонгами и качелями. Утром, переделав домашние дела и позавтракав любимой овсянкой, она собирала в свой городской рюкзачок, купленный для таких маленьких походов, – пару яблок, бутылку воды, книгу – и шла гулять. Старалась выйти пораньше, до жары, чтобы успеть пройти по асфальтовым тротуарам в прохладу парка. Только там не было столько камня – больше живой земли, которая так сильно не нагревалась.

В парке она познакомилась с женщиной примерно своего возраста. Разговорились, сидя на лавочке. Она тоже была одинокой, сын жил в другом городе, с мужем развелась много лет назад.

На пенсии стала заниматься здоровьем: ходить с палками, осваивая скандинавскую ходьбу, много двигаться, задумалась о правильном питании.

На этой почве и подружились. Теперь они с Марией Антоновной созванивались утром и выходили вместе. Так было, с одной стороны, веселее, а с другой – иногда хотелось побыть наедине со своими мыслями: новая знакомая была очень разговорчивой и остановить ее невозможно, да и неудобно как-то.

Насчет мыслей. Весь этот месяц она то и дело возвращалась к той электричке и мужчине. Честно сказать – жалела, что не заговорила. Представляла, что если бы была смелее, то сейчас, возможно, гуляла по этому парку не одна. Ей было стыдно перед собой, однако за этот месяц она несколько раз ездила на вокзал, придумав какую-то смешную и не существующую причину. Приезжала к той же электричке, возвращавшейся с дач, стояла, пропуская через себя весь строй таких разных пассажиров, и ждала его. Сумасшедшая, одним словом. Сама от себя не ожидала.

Мария Антоновна ожидала новою приятельницу на входе в парк «Сокольники», расположившись в тенечке на лавочке чуть правее входа. На улице с утра стояла тридцатиградусная жара.

– Доброе утро, Надя! Мне кажется, ходить у нас сегодня долго не получится, – поприветствовала Мария Антоновна компаньонку. – Я пока сюда от дома дошла, вся взмокла, представляете! Что с погодой творится, непонятно. Может, и правда та самая катастрофа озонового слоя. Как мы следующее лето переживем, вообще не понятно, у меня и давление, похоже, поднялось. – Она шла тяжело дыша, то и дело вытирая под носом мелкие бисеринки пота.

Она говорила и говорила, остановить ее не представлялось возможным – это Надежда Семеновна уже уяснила. Перебивать бессмысленно, перевести тему нереально. Приятельница обладала на удивление хорошей цепкой памятью и повышенной степенью обидчивости. Поэтому Надежда Семеновна просто поддакивала, внутренне отключаясь от диалога. То есть она вроде шла рядом, внешне участвовала в беседе, но не вовлекалась, сути которой, в общем-то, и не было, не ловила и сама в разговор не вступала. Подобная манера общения, видимо, устраивала обеих. Мария Антоновна имела возможность высказаться и реализовать дефицит общения, Надежда Семеновна, сохраняя внутренний мир, гуляла не одна, и от этого ей тоже было легче. Сама же при этом считала, что так общаться недопустимо. Если бы с ней так поступили, она бы обиделась.