Мать железного дракона

Кошке ничего не оставалось – только последовать за ними. Она протиснулась мимо полуголого юнца, на мгновение запнулась о него и мимолетно ощутила исходящее от тела тепло, влажность кожи. Она изо всех сил постаралась не думать об этих ощущениях, когда Нед одной рукой подхватил ее, помогая сохранить равновесие, и тут же эту руку убрал.

Пройдя сквозь палатку, Кошка снова оказалась снаружи – на задворках ночного базара, в темном, усыпанном мусором закутке. Трое летчиц со смехом выскочили на какую-то улицу, освещенную лишь лунами, звездами да немногочисленными красными фонарями.

– Здесь, – сказала Изольда и остановилась перед неприметной дверцей.

Выцветшие вывески по обе стороны двери гласили:

TEATRO de TRASCENDENCIA[74] TEATRO de DISGUSTO[75]

ЭКСТАЗ! БОЛЬ!

КРАСОТА! УНИЖЕНИЕ!

ИСКУССТВО! ИСТИНА!

Над дверью в кованой клетке сидел кокатрис с выколотыми глазами. Когда они проходили под ним, он захлопал лысыми крыльями и завопил. Капелька слюны упала Кошке на тыльную сторону ладони, и там остался красный ожог.

– И что для вас? – спросила, выглянув из-за двери, худая, точно щепка, и коричневая, словно древесная кора, карга.

– Трансценденция, – ответила Изольда.

– Дешевки, – фыркнула карга и отсчитала им три билета.

Зашуршали купюры. Карга пренебрежительно махнула рукой в сторону узкого коридора, в котором располагался лифт. Двери с лязгом закрылись, и летчицы поехали вниз. Лифт жутким образом трясся и гремел, потом резко остановился. Они вышли в тускло освещенный ночной клуб: к стенам прибиты ковры (возможно, в далеком прошлом – ковры-самолеты), повсюду разложены кальяны и трубки, на потолке безо всякого толку крутятся вентиляторы, впереди узкая сцена, рядом играет оркестрик из трех музыкантов, которых никто не слушает. На сцене – что-то наподобие шеста для стриптиза. Ноги слегка липли к полу. Пахло дешевым пивом и сигарным дымом.

– Это точно тот театр? – спросила Кошка.

– Он один и есть. Суммы разные: платишь в зависимости от своих ожиданий и того, насколько сильно хочешь разочароваться, – пояснила Изольда.

Клуб только-только начал заполняться, так что они без труда нашли свободный столик поближе к сцене. Когда садились, Кошка сказала:

– Погодите-ка. Там вроде как Энья. Машет рукой. А с ней кто – Брианна и Розалин?

– Добрались! – обрадовалась Изольда. – Я боялась, не сумеют.

– Не больно-то они торопились, – вставила Сибил.

Летчицы сдвинули три столика, чтобы усесться вшестером. Это привлекло внимание сухопарой официантки, которая приняла заказы и шлепнула на стол коробок спичек. Кошка принялась зажигать свечки в красных стеклянных подсвечниках, чтобы дать себе время подумать. А потом спросила:

– Так вы хотели, чтобы я с ними побеседовала, да?

Изольда захихикала и покачала головой.

– Едва ли, – сказала Сибил.

– Тогда зачем вы здесь? – поинтересовалась Кошка у Эньи и Розалин.

Они долго, не мигая, таращились на нее по-кошачьи яркими глазами и молчали.

– Мы сбежали, – наконец промолвила Энья. – У нас ушло на это много долгих и ужасных лет, но мы тайком соорудили в токарной мастерской каркасы для планеров. Нам повезло: надзиратели думали, что сбежать невозможно, и не слишком усердствовали. Крылья сделали из жабьего шелка – добыли его у тварей, которых сами вывели, скрещивая и подкармливая объедками и кофейной гущей.

– Со стен Стеклянной Горы спрыгнули ночью, – подхватила Розалин. – Какой же пронизывающий дул ветер! Лицо ныло, пальцы на руках и ногах онемели. Но никогда еще я так не радовалась холоду, как в тот час!

– К несчастью, время в Стеклянной Горе – штука ненадежная, – вступила Брианна. – Ты, может, слыхала? Столько лет, а снаружи лишь день прошел. Мы рассчитывали все очень тщательно в надежде, что побег придется ровно на полночь. Но когда спрыгнули, луна в небе дернулась назад, а на западе выскочило солнце. Сирше мигом все поняла и крикнула, чтобы никто не оборачивался. Но я была последней и слишком отстала – не слышала ее. Оглянулась через плечо, чтобы бросить последний взгляд на место, которое так ненавидела. И тут на стекло упали солнечные лучи. Я ослепла. В то мгновение я отчетливо поняла, что обречена. Но Сирше кружила вокруг, не глядя на сверкающую гору, летела рядом со мной, выкрикивала приказы. Я ничего не видела и могла лишь полагаться на ее слова. И она вытащила меня, я сумела целой и невредимой приземлиться за морем.

– Но… Изольда и Сибил говорили, что вы лезли вниз по склону, – возразила Кошка.

– Лезли? Ха! Ты те склоны видала? И трех ярдов не пройдешь – на лоскуты порвешься.

Раздалась барабанная дробь.

– Хватит болтать, – велела Изольда. – Сейчас представление начнется.

Трубач сыграл на фанфаре, а универсал издал на флейте мультяшный звук, и по хромированному шесту вниз на сцену скользнул конферансье. На нем было шаманское одеяние – широкие шаровары и рубаха, а на голове вместо маски – лошадиный череп. Конферансье схватился за стойку с микрофоном (тот взвизгнул) и воскликнул: