Но на самом деле Антверпен не сообщал, будто Мата Хари сделала что-то для немцев. Но Бушардон считал, что направленное в адрес фон Калле разрешение из Антверпена на выплату трех тысяч франков доказывало работу агента Х-21 на немцев. Он заявил: «В любом случае Антверпен знает вас и знает, что вам были переданы невидимые чернила. Они даже спрашивали, едете ли вы в Швейцарию и сможете ли писать оттуда».
Однако с теми же основаниями можно было предположить, что в Антверпене узнали о существовании Мата Хари от Крамера. Об этом она и говорила: «Я клянусь, что общалась только с Кремером. Я понятия не имею, в каком бюро он работал, потому что никогда его об этом не спрашивала. Я никогда не бывала в Антверпене. Я никого в этом городе не знаю». Скорее всего, так оно и было.
Следователь потребовал информацию об ее поездке из Франции в марте 1916 года. Этот месяц был указан Калле в одной из перехваченных радиограмм.
Мата Хари ответила: «Дата в этой депеше неправильна. Фон Калле спутал март с маем. Я получила свой паспорт только 12 мая. Возможно, ошибка связана с моим немецким произношением. Май и март в немецком языке звучат чуть-чуть похоже». Из этого ответа следовало, что Калле ранее Мату Хари не знал и не был в курсе ее поездки во Францию.
Следующим свидетелем обвинения стал полковник Жозеф Данвинь. Поскольку он находился в Мадриде, Бушардон зачитал данные им под присягой показания. Мата Хари так прокомментировала их:
«Его показания содержат много правды. Я даже сказала бы, что в основном все, описанное им, соответствует действительности. Только полковник ловко перевернул характер наших отношений. Он забыл рассказать, как бегал за мной, да так, что казался смешным. Дважды в день он разыскивал меня в отеле „Ритц“. Он пил со мной чай и кофе при всех и все время называл меня „моя маленькая“ и „мое дитя“. Хоть он и не стал моим любовником, но он успел предложить мне жить с ним, чтобы я, мол, осветила его жилище новым светом. Человеку типа полковника Данвиня не следует первым бросать камень в женщину, оказавшуюся в беде. Тем более что однажды он просил меня стать его любовницей. Но я ответила, что принадлежу одному русскому офицеру, за которого хотела бы выйти замуж. Но он все равно пригласил меня на обед в „Отель д’Орсе“.
А насчет его убежденности в том, что я работаю на немецкую разведку, я могу сказать только одно – это просто смешно! Если он действительно так думал, то наверняка поостерегся бы демонстрировать на публике свое расположение ко мне, а ведь он так делал во время всего нашего знакомства. Он ведь даже попросил у меня на память букетик фиалок и ленточку».
Затем опросили следующего свидетеля – маникюрщицу из отеля «Плаза». Она подтвердила, что Мата Хари рассказывала ей, что терпеть не может англичан и бельгийцев. Еще она якобы что-то говорила о Вердене. Мата Хари не отрицала, что что-то подобное могла сказать. Возможно, во время маникюра она действительно нелестно отозвалась об англичанах и бельгийцах, «но я имела в виду только поведение бельгийцев и англичан в этой гостинице. А Верден я точно не упоминала».
Следующую неделю капитан Бушардон опрашивал свидетелей обвинения, а также читал показания тех, кто не смог приехать в Париж и дал их в письменном виде под присягой. Среди них был и капитан Вадим Маслов. Мата Хари же за это время написала Бушардону большое письмо, где подтвердила свою характеристику полковника Данвиня.
Следующий раз ее вызвали на допрос 30 мая. Разбирались показания Данвиня. Полковник утверждал, что сразу же раскусил Мату Хари, поскольку, дескать, та первой подошла к нему. А еще упомянула в ходе беседы германского кронпринца и герцога Камберлендского, зятя германского императора. Такое ведь только немецкая шпионка может сказать! Данвинь отрицал, что сам попросил Мату Хари еще раз пойти к Калле, чтобы узнать про немецкие десанты в Марокко. Под присягой он соврал, что сам рассказал ей об этих десантах. Свои показания он закончил утверждением, что Мата Хари всегда охотилась только за деньгами других людей, а сама по себе их заработать не способна. Данвинь спасал свою шкуру. Он очень боялся, что его отзовут из уютного и безопасного Мадрида и отправят командовать полком на фронт.
В своем развернутом ответе, используя также текст письма, Мата Хари последовательно опровергла показания Данвиня:
«Сначала я хочу заявить, что полковник сам просил, чтобы его представили мне. Если он утверждает, что атташе голландского посольства де Вит представил ему меня как госпожу Маклеод, то я могу только сказать: все в Мадриде знали, что госпожа Маклеод и Мата Хари – это одно и то же лицо. Я ведь там уже танцевала. Кроме того, полковник Данвинь на следующий день, примерно в половине третьего, сидел в читальной комнате „Ритца“. Он точно знал, что я в это время обычно бываю там. Он приветствовал меня словами:
– Угадайте, почему я здесь?
– Наверное, из-за меня, – ответила я.
Потом он сделал комплимент моему платью и спросил, хотела бы я поужинать в „Ритце“. Я сказала – да.