После последнего урока Арам быстро выбежал из класса, чтобы Саша не смог безнаказанно улизнуть, и поджидал его во дворе. Разговор был короткий, вернее, его совсем не было. Арам сделал подножку Саше и толкнул его в лужу, а когда тот упал, высыпал содержимое Сашиного портфеля в ту же лужу. Пока мы поднимали плачущего и мокрого Сашу, Арам высказывал нам мораль: «Вот так будет со всеми, кто ябедничает. Ябеда-корябеда!».
На уроках обстрелы продолжались, мы терпели и молчали. Так как я всегда питал страсть ко всему, чем можно пулять, мне было жутко любопытно, чем же он так метко стреляет. Я стал незаметно присматриваться к Араму и подглядел обыкновенную картофелину, в которую он тыкал пустым стержнем от шариковой ручки. Вечером я спросил у папы, не знает ли он, как можно стрелять, используя картошку, и он тут же с удовольствием смастерил мне такое оружие, надо сказать, к большому неудовольствию мамы: «Больше ничего не придумал, чему ребенка обучать?»
Работала эта штуковина так: надо было воткнуть один конец пустого стержня в сырую картофелину, примерно на полсантиметра, провернуть стержень и вытащить, чтобы мякоть осталась в трубке, затем то же самое проделать с другим концом. Еще нужна была распрямленная женская шпилька для волос, чтобы ее вводить в трубочку, пока под возрастающим давлением из другого конца не выстрелит картофельная пуля.
Бесшумный выстрел с незаметным хлопком, приличная дальность и отличная прицельность! В школу я это оружие не носил и оттачивал мастерство на младшей сестренке, и еще с ребятами во дворе постреливали друг в друга, изводя картошку в доме.
Арам в основном водился со старшеклассниками, что, конечно же, добавляло ему авторитета в наших глазах. Я старался держаться от него подальше, но давно был у него на прицеле, в основном за то, что был отличником. В общем, я его сильно боялся: хоть я и был выше него, но очень худой и понятия не имел, как драться.
На уроках физкультуры в теплое время учитель физкультуры частенько отправлять нас бегать так называемый кросс, чтобы в это время заниматься какими-то своими делами. У учителя были роскошные черные усы, маленькое твердое пузико и волосатая грудь, выглядывающая из-под вечно расстегнутой синей спортивной формы с белыми полосками а-ля «Адидас».
Мы должны были перейти речку по узкому деревянному мостику, чтобы мимо сараев и клетушек с курицами вскарабкаться по крутому склону до дороги, прорезавшей гору примерно посередине, затем по этой горе пробежаться до другого конца города и потом по шоссе вдоль реки прибежать обратно в школу. Весь кросс занимал примерно 40–45 минут, и я всегда прибегал первым, отчасти из-за большого роста и длинных ног. Я втайне был горд собой и ощущал себя чемпионом, и мне нравился этот кросс, но большинство школьников его ненавидело, и даже существовал хитроумный способ сократить дистанцию.
Поднявшись до горной дороги, надо было для вида немного пробежаться по ней, и потом по узкой крутой тропинке напрямую спуститься до реки, вброд перейти ее по камням и тихонечко дожидаться на тенистом берегу настоящих бегунов, чтобы на финишной прямой присоединиться к ним. Тропинка эта заросла густым кустарником, в основном шиповником, и наш физрук не мог ничего углядеть из школьного двора, хотя и знал об этой лазейке, периодически грозился выставить двойки в четверти и даже в дальнейшем раздобыл полевой бинокль для обнаружения нарушителей.
Из нашего класса никто не осмеливался на такую авантюру, это была прерогатива смелых и авантюрных ребят из числа старшеклассников. Но Арам, конечно же, был постоянным пользователем сокращенного варианта кросса, и как-то раз, уже почти рядом со школой, он выбежал из укрытия на дорогу впереди меня, явно намереваясь прибежать первым.
Я разогнался изо всех сил, чтобы обогнать его. Возможно, я бы не решился на такое, если бы не был в состоянии разгоряченной эйфории от бега. Но тогда я всерьез разозлился и, когда поравнялся с Арамом и начал уже его обгонять, а он схватил меня за майку, то ударил его по руке и вырвался вперед.
После физкультуры был последний урок по английскому, на котором Арам обычно не задерживался, но в этот день сделал исключение, и на протяжении всего занятия я ощущал на затылке тяжелый взгляд, не сулящий ничего хорошего.
Я вышел из школы и зашагал по асфальту, покрытому большими, слегка желтоватыми листьями, по направлению к лестнице в середине школьного двора, ведущей наверх, стараясь не смотреть по сторонам, когда услышал свист.
– Пошли за школу, длинный, – деловито сказал Арам, подойдя ко мне откуда-то сбоку и закатывая рукава полосатой рубашки, которую, похоже, никогда не снимал с себя.
– Не-а, не пойду. Зачем? – я упирался, пытаясь предотвратить неминуемую расправу.
Арам посмотрел назад, прикинул расстояние до заднего двора и, видимо, решив, что тащить меня туда будет затруднительно, перешел к блиц-варианту.
– Ты зачем меня по руке ударил?
– Я нечаянно.
В левом глазу у меня зажглись разноцветные огоньки, затем стало очень больно.
– За нечаянно бьют отчаянно! – откуда-то издалека закричал Арам.