— Зачем? О заявлении я слышал. А также о том, что в возбуждении уголовного дела по нему было отказано — за отсутствием состава преступления.
— Так тебя не судят? Почему сразу не сказал? Какого лешего ты нам тут попусту мозги канифолишь?! Нам, что, заняться больше нечем?
— А ты спрашивал? У тебя ж наверняка и резолюция о выгоне уже написана.
— Да пошёл ты к чёрту! Зря только собрались из-за тебя… Кто за то, что мер не требуется?.. Единогласно. Люция, занеси в протокол…
Но эта неожиданная победа не принесла радости. Скорее стало жаль Кира — хорошего приятеля с интернатских ещё времён. Которому наверняка влетит сейчас за то, что «не оправдал доверия»… Да и что эта комсомольская фронда изменит? На деканат впечатление если и произведёт, то лишь как красная тряпка на быка…
Не глядя на стоящую в дверях мать, Тошка укладывала в чемодан вещи. Она уже выплакалась и успокоилась, в душе остались лишь пустота и глухая злость.
— Тошенька, ну давай помиримся, я же не зла тебе желала… Не уходи, останься…
Она даже не повернула головы, словно и не услышала её. Эти попытки примирения начались на другой день после того, как Тошка, поборов гордость, швырнула перед ней на стол копию справки от гинеколога. У неё ещё теплилась надежда, что мама признает неправоту, заберёт заявление. Сходит в университет, объяснит, исправит всё… Только мать и не думала ничего этого делать. Не чувствовала за собой никакой вины. Наоборот, сама чуть ли не благодарности ждала за проявленную «заботу». Ну а Вадим… Как по ней, так и слава богу. С глаз долой — из сердца вон…
На сегодня ему было назначено «время „Ч“» — и Лена специально пошла с ним, осталась ждать в коридоре возле деканата, узнать результат…
— Вовка!
Брат явился на зов — по-прежнему замкнутый, непохожий на себя. Никто ей так и не объяснил, что же произошло там, в общежитии у Вадима. Лена сказала только, что всё нормально, и он не будет больше встревать…
— Помоги чемодан застегнуть. До бабушки проводишь?
— Конечно. Прямо сейчас?
— Да. Пошли.
Больше всего ей хотелось попрощаться с Леной — но та так и не вышла в прихожую. Очевидно, решила отсидеться в их с Вовкой комнате, от греха подальше…
— Папа, пока, — кивнула она отцу, подхватив с полу свой портфель. — Заходи в гости. — И впервые за последние несколько дней заговорила с матерью: — За себя я бы тебя простила. Но за то, что Вадима выгнали из аспирантуры, я не прощу тебя никогда.
За тысячу вёрст
Рейс, несмотря на начавшийся было снег, не отменили. Не задержали даже ни на минуту. Точно по расписанию куцехвостый Ту-154 взревел турбинами и растаял в темнеющей на глазах вечерней синеве неба. Оставив позади Москву, университет, плачущую в аэропорту Тошу…
Россыпь огней внизу дрогнула и, склонившись, плавно поползла в сторону. Самолёт взял курс на восток. Туда, где среди заснеженной тайги затерялась забытая богом деревушка, в которой нет телефонов, и единственная связь с внешним миром — это прилетающий раз в неделю «Кукурузник»…