Всю поездку Макс провел насухо. Чтобы не было скучно, каждый раз, когда останавливался в мотеле, заказывал пиццу и вызванивал себе проститутку. Пиццу несколько раз привозили уже после того, как приезжала девушка. С проститутками он не мог заниматься тем, чем полагалось; они ему были нужны, только чтобы провалиться в сон. Девушка приезжала, он глотал транк и, пока таблетка не растворяла внутри пружину, давал проститутке деньги и просил уйти сразу после того как он заснет. Один раз он так лишился кошелька и проторчал в том злосчастном городке неделю, пока не восстановили кредитки и водительские права.
В Аризоне у него полетел ремень ГРМ, здесь он снова застрял на неделю, поджидая, покуда прибудут запчасти, и удержался от того, чтобы залиться в такую жару пивом.
«Я – герой», – сказал себе Макс, когда выезжал на своей отремонтированной «субаре» из автосервиса. «Я – герой!»
В Сан-Франциско, в городе, который очаровал его в стэнфордские времена, он поселился в полуподвале в начале 25-й авеню. Окна выходили под лестницу, спускавшуюся в густо заросший шиповником и дроком двор. Весь квартал, соединяясь в каре задними дворами, образовывал своеобразный парк. В нем обитали еноты и скунсы, гнездились птицы. Над расцветшим гранатом по утрам он видел двух-трех полупрозрачных колибри. Еноты по ночам опустошали корзинку с фруктами, которую он оставлял на подоконнике. Максим решил их выследить.
Светящиеся зенки зверьков наполнили садик. Еноты ощерились, когда он стал их отгонять. Макс вдруг беспомощно подумал: хорошо, что нет с ним детей – они непременно бы захотели поиграть с енотами.
Он снова наслаждался городом. Каждый день ходил смотреть на самый красивый в мире мост. Выгнутый меж берегов, он летел на две мили и в тумане усеивался желтым ожерельем сочащихся фонарей; казалось, что дорожное полотно и суриковые тяги уходят в никуда, в бездну пролива. Еще ему нравилось пройтись туннелем под парком
По вечерам он торчал в кальянной на бульваре Попрошаек. В ней полутемный, заволоченный сливовым дымом воздух, размешиваемый сонными лопастями вентиляторов, скрывал топчаны, устланные коврами, на которых мирно читал или беседовал хипповый люд. Здесь ему нравилось устроиться полулежа с «Нью-Йоркером» на пару часов, за которые он успевал выпить бадейку капучино и съесть несколько миндальных сухариков. В один из дождливых вечеров, когда низины меж городских холмов заполнялись реками тумана, он познакомился в кальянной с Викой. Порывистая, неврастеничная, то самовлюбленная, то кроткая, эта питерская хипповая девица третий год подвисала в здешнем раю. Они сошлись не сразу; Вика любила поболтать с ним, съездить на океан, погулять, но отстранялась, когда он обнимал ее, чтобы поцеловать, говоря: «Что за детский сад. Крепитесь!» Что-то произошло, когда она услышала у него в машине Стива Райха –
АМЕРИКА ДО ВОЙНЫ
– из Чикаго в Нью-Йорк
– один из самых быстрых поездов
– лучший поезд из Нью-Йорка
– из Нью-Йорка в Лос-Анджелес
– каждый раз другой поезд
– из Чикаго в Нью-Йорк
– в 1939
– 1940
– 1941
– 1941 так или иначе должен был случиться
ЕВРОПА ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
– 1940
– на мой день рождения
– немцы пришли
– немцы вторглись в Голландию
– я был во втором классе
– у меня был учитель
– очень высокий человек с зачесанными гладко волосами
– Он сказал: «Черные толпы евреев вторглись в наши земли много лет назад»
– и уставился прямо на меня
– не стало больше школы
– вы должны покинуть страну
– и она сказала: «Быстро, быстро, сюда!»
– и он сказал: «Замри, не дыши!»
– в эти вагоны для перевозки скота
– в течение четырех дней и четырех ночей
– и затем мы погрузились в эти странно звучащие имена
– польские имена
– множество теплушек там
– все они были забиты людскими телами
– они побрили нас
– и вытатуировали номера на наших руках
– пламя и дым возносились в небо
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
– и война закончилась
– Вы уверены?
– война закончилась
– едем в Америку
– в Лос-Анджелес
– в Нью-Йорк
– из Нью-Йорка в Лос-Анджелес
– один из самых быстрых поездов
– но к нынешнему времени все они ушли
– Там была одна девушка, с прекрасным голосом
– и немцы обожали слушать пение