Математик Боя. Возвращение (СИ)

Молодой Учиха потянулся, разминая мускулы, и ловко выпрыгнул с кресла. Он сделал это легко и непринужденно, являя всем присутствующим гибкое и сильное тело юноши шестнадцати лет. Пускай некоторые «детали» этого тела не были с ним с рождения, как и сказали господа ученые, он владел им куда лучше, чем средний шиноби владеет своим родным телом.

И это уже год оправдывало его высокое звание джонина. И оправдывало справедливо.

Цунаде не упустила возможности провести глазами по всему телу Обито, но смутить его и остудить юношеский пыл, как это делала в давние времена Мито, не смогла. Тем не менее, свою долю удовлетворения она получила, а потому молча вышла из палаты. И так же молча довела юношу до своего кабинета.

— Можешь не садиться, я тебя не задержу, — махнула она рукой, сама усаживаясь в удобное кресло глав-ирьенина. — Просто хочу знать, как себя чувствует Кушина.

Обито нахмурился, сплел пальцы рук за спиной.

— Еженедельные отчеты, — произнес он немного невпопад, но быстро собрался с мыслями. — Я каждую неделю присылаю отчеты. Вы знаете все. А может быть даже больше меня. Точно не хотите задерживать?

— Ты повзрослел, — лениво констатировала Сенджу и отметила, что на сей раз старый бабушкин прием сработал. — И когда успел?.. Впрочем, ты все еще мальчишка. Так что прошу тебя не играть со мной в мальчишечьи игры, а говорить на равных. Как взрослый человек со взрослым человеком. Я хочу узнать о состоянии Кушины от ее верного воздыхателя.

Вот теперь Обито смутился по настоящему. И явно не от удачно выбранного тона львицы перед зайцем.

Хотя, по большому счету, он не был удивлен. Если бы не обстоятельства, все селение давно бы уже знало, что они с Кушиной-сан очень много времени проводят вместе. И что большую часть этого времени они говорят о всяких глупостях, вроде погоды, еды, играх, людях и…

Любви.

Но селению не было дела до Кушины Узумаки. С тех самых пор, когда ее признали женой преступника и ренегата. И даже то, что Минато-сенсея потом оправдали, уже никак не изменило отношение селян в сторону его молодой супруги. Вернее, теперь уже вдовы. От нее не отвернулись только те, кто стоял на вершине — те, кто знали обо всем с самого начала, и те, которые заботились о ней, как об оружии.

Хотя и они признавали ее поломанным мечом.

Псевдоджинчурики была буквально обречена. Ее психологическая травма поставила крест на материнстве, так как в младенце, названном Наруто, она видела лишь его отца — Минато. И пускай Минато был признан невиновным, а все его слова — словами обмана, провоцирующе сказанными Шоураем-Контролером, сдвига Кушины это не изменило. Поэтому маленький Наруто воспитывался в приюте, как просто Наруто Узумаки — одна из жертв войны.

И только Обито был со всем этим не согласен. Настолько сильно, что ни дня не позволял Кушине-сан пробыть одной. Настолько, что посещал маленького Наруто даже тогда, когда он сильно болел. А он часто болел, из-за того, что родился недоношенным. Обито было плевать. Он собирался стать Хокаге, а Хокаге не должен бросать своих близких и близких тех, кого близким считал.

Его священная обязанность даже не томила, но была стимулом.

И как-то понемногу он… изменился. В тренировках он проводил все свободное время, а все его занятое время проходило близ реабилитирующейся псевдоджинчурики и ее сына. Ну и в миссиях, конечно. Так, постепенно, Рин превратилась в верную напарницу, а Какаши в надежного друга. Из любви и соперника…

А настоящей любовью как-то так стала Кушина-сан. А роль соперника принял враг, которого все знали под именем Шоурай.

— Хорошо, Цунаде-сама, — голос Обито, справившегося со смущением стал тверд. — Если вам угодно слушать мою болтовню. Потому что, повторяю вам, ничего нового я вам не скажу. Кушина-сан поправляется. Верно. И уже совсем скоро я планирую устроить ей встречу с Наруто. Хотя… Наруто еще совсем маленький, но это будет полезно и для него. А уж для нее насколько — вы не представляете.

— Возможно, — Цунаде вздохнула. — Като дает это под твою ответственность. Но я тебя убедительно прошу повременить как можно дольше. Как можно.

— Затишье, — буквально непроизвольно вырвалось у Обито.

— Что?

Взгляд последней из Сенджу сделался холодным, но во всем остальном она сохранила вид хозяина, радушно принимающего у себя гостя. Но Шаринган Обито нельзя было этим обмануть. Он видел практически все.

— Так говорят, — ответил он. — Затишье. И ваши слова о том, что нужно повременить. Ученым, мне, всем. Цунаде-сама, затишье бывает перед бурей. Вы что-то знаете об этом?

Он говорил даже не о затишье, а о застое. О застое, который заметили опытные шиноби примерно год назад. Том самом застое, который буквально заморозил видимый мир на двадцать четыре месяца. Но Обито чувствовал, что помимо мира видимого, есть мир невидимый. И тот невидимый мир готовит нечто серьезное.