Математик Боя. Возвращение (СИ)

— Меня — нет, — даже не замедлившись, Намикадзе мигнул и оказался уже с другой стороны руки. — Не мешай мне. Отдохни…

— Сука, — Карума сжал челюсти.

Седьмые Врата для его тела все еще были пределом. Изуна предположил, что из-за перегрузок Восьмых Врат тело Сенсомы могло поддерживать его в любых других куда дольше, чем было отпущено остальным пользователям техники. Сколько ни пытался, Карума не мог открыть Восьмые Врата, поэтому его время в Седьмых было ограничено.

И сейчас он близок к пределу. В такой важный момент. Ублюдок-контроллер не справится с Сенсомой в одиночку — никто не справится! Изуна не станет сюда возвращаться — сейчас семпай, должно быть, на полной скорости несется прочь от фронта с Землей — появление здесь Математика Боя мешает всем планам.

Нужно выиграть ему время. А в идеале и мальчишку-Учиху забрать.

— Куда уж тут до идеала, — сквозь зубы выдохнул Карума, собирая печати.

Ему надо отдохнуть. Пусть Сенсомой занимается контроллер. Но хотя бы дохнуть напоследок нужно.

— Стихия Огня: Великое Огненное Уничтожение!

— Стихия Льда: Ледяной Перевал.

Мощь ниндзюцу затопила пещеру паром, тут же начавшим выветриваться из всех щелей, образованных после удара Сенсомы по стене. И в этот самый момент Минато бросил первый кунай.

***

Было… больно.

Жизнь шиноби — тяжелая доля, и он знал это, конечно. Но все равно, похоже, судьба иногда бьет сильнее, чем ты можешь себе представить. Можно быть сколь угодно сильным, иметь какую захочешь защиту от потрясений и ограничить любые связи, но ты все равно будешь бит, если судьба того захочет.

Итачи вздохнул, смотря на свое отражение в воде.

Ему навстречу алел Шаринган сразу с двумя Томое.

Но водная гладь пошла рябью, размывая отражение — слезы капали в воду против воли маленького шиноби, потерявшего отца. Отец был сильным и всегда говорил быть сильным и ему, но… Слезы все равно шли. А Шаринган все равно алел. И ничего ты тут не сделаешь…

— Я не хочу… — бессильно прошептал мальчик, глотая соленые капли. — Не хочу, чтобы это было. Не хочу никого терять…

— Как же я тебя понимаю…

Мужчина, вздохнувший над самым ухом, был совершенно Итачи не знаком, и, более того, подкрался незаметно — молодой шиноби не ощущал чужого присутствия ровно до тех пор, пока пришелец не разрешил ему это. Поэтому Итачи вздрогнул и резко обернулся к нему.

Мужчина был немолод и не скрывал внешности, давая рассмотреть себя в подробностях. Он был красив, как бывают красивы юноши, и опрятен, что редкость для военных времен. Черные волосы, правильные черты лица — Итачи с удивлением понял, что смотрит на соклановца — кровь Учиха была столь явственно видна в пришельце, что это было даже удивительно!

И еще более удивительными были его глаза, мягко светящиеся пурпуром…

— Мир шиноби жесток, — незнакомец ободряюще улыбнулся широко распахнутому с непривычки Шарингану. — И жестоким его делают сами шиноби. Скорбят о погибших на поле брани с клинками в руках. Их враги будут скорбеть тоже, но кого это интересует? Шиноби — эгоисты, и их волнуют только собственные чувства.

— Мой отец… — Итачи мотнул головой. — Он волновался о других. Он… был хорошим. И я волнуюсь. О брате.

— Брат… — лицо мужчины стало скорбным. — Сколько твоему брату лет?

— Еще нисколько. Он… только должен родиться. Но он уже есть.

— Выходит, ты — хороший старший брат, раз уже волнуешься о нем. У меня тоже был хороший старший брат. Но его убили. И это сделал тот же самый человек, что убил твоего отца.

— Моего отца не… — Итачи запнулся.

Орочимару-сама сказал, что его отец погиб, но он не называл причины. А Итачи и не спрашивал — он убежал из лагеря в тот же момент. Да, глупо и по-детски, но сейчас хотелось побыть глупым ребенком — может быть это хоть как-то заглушит боль.

Но его отца убили. И эта новость глушит боль даже лучше всего остального.

— Кто это? — тихо спросил Итачи.

— Маловат ты для мести, — тихо рассмеялся незнакомец. — Лучше бы о брате подумал — ему только предстоит выйти в этот жестокий мир, а твоему отцу на месть плевать.

— Я не хочу мстить, — мотнул головой Итачи. — Я хочу знать.

Лицо незнакомца вмиг стало серьезным. Итачи часто видел это — момент, когда собеседник понимает, что ребенок перед ним — уже совсем не ребенок. Когда учителя хвалили Итачи, они всегда боялись перехвалить — столь многого он достиг. Но отец и Третий-сама никогда не боялись такого — они знали, что его все равно невозможно перехвалить.

И Итачи не удивлялся, когда Хокаге заявил, что в своем возрасте юный гений уже достиг мышления, равного ему.

— Разница между местью и знанием… — задумчиво потянул мужчина, после раздумья. — А ты мудрее, чем я предполагал. Твоему брату очень повезло. И мне повезло, раз я наткнулся на тебя перед уходом. Шагни сюда, я хочу сделать тебе подарок.

Итачи не сдвинулся с места, а в его руке будто бы из воздуха материализовался кунай. Незнакомец не обиделся, а лишь по-доброму рассмеялся: