– Он был еще совсем маленький, – с трудом продолжила она. – Только сейчас мне стало ясно, какая же я была дура. Я просто не хотела смотреть правде в глаза. Тогда я и тебя-то не осмеливалась спросить – может, Харлан прикасался и к тебе. А все потому, что я очень боялась услышать твой ответ. Это мне досталось от матери – манера прятать голову в песок, пока не пройдет буря.
Грэм остолбенел, не в силах вымолвить ни слова. Однако он не был так уж удивлен, поскольку кое о чем все же догадывался.
И это было тем более ужасно.
Это многое объясняло. Все детские страхи Томми, вскрики, провинности, необузданную ярость. Если раньше Грэм старался, но никак не мог взять в толк, что творится в голове у младшего брата, то теперь наконец узнал лежавший на поверхности ответ, и от этого ему стало горше, чем когда-либо.
Раздираемый противоречивыми чувствами, Грэм взял мать за руку, желая показать, что он здесь, рядом, и не оставит ее в беде.
– Несмотря на то что он там себе думает, одному из этой истории ему не выпутаться, – продолжала Норма. – Далеко уйти он не мог, но, где бы он ни был, я знаю: ему страшно, и мы ему нужны, хоть он и отказывается это признать. Поэтому, Грэм, я хочу, чтобы ты сделал то, чего не смогла я. Пока еще не поздно. Я хочу, чтобы ты нашел моего сына и своего младшего брата и вернул его домой.
Томми
Стебли кукурузы вокруг были такие высокие, что мальчонка уже не знал, где находится и где его дом, откуда он сбежал. Устав от долгой беготни, он упал на колени и расплакался, снова вспомнив о матери, которая была очень далеко, а потом о старшем брате, которому он собирался все рассказать перед тем, как тот отправился в школу, опять оставив его одного с
Наконец он выбрался на дорогу и с опаской перешел ее, озираясь по сторонам, как учила мама. Но машин на дороге не было, и помочь ему никто не мог. По ту сторону раскаленной на солнце ленты асфальта тянулись все те же необозримые кукурузные поля.
Вдалеке, почти у самого горизонта, он различил очертания большой постройки, где забивали животных. Главное – не идти туда. Поговаривали, будто там творились совершенно жуткие вещи. Но, в конце концов, лучшего места, где можно спрятаться, пожалуй, было не найти. Папа наверняка не станет искать его в той дыре – его, такого трусливого мальчишку, сущего цыпленка, как он шутливо называл его в присутствии своих друзей и особенно того седого, который жил в большом городе, в окруженном очень красивыми сиреневыми цветами доме, куда он иногда его привозил.
И тут мальчонка услыхал рокот двигателя и с ужасом понял, что это папина машина и что папа, красный от злости, катит прямо к нему.
Он что было духу бросился бежать и спрятался за высоким пригорком. Пригнул голову и затаился.
Машина остановилась у обочины, хлопнула дверца, а двигатель все еще рокотал.
Он заметил его. Почуял его запах. Почуял его страх.
Мальчонка зажал рот рукой, чтобы не закричать. И зажмурился.
Шаги приближались – те самые шаги, которые иногда слышались по ночам в коридоре, что вел к его комнате.
И все его существо съежилось от страха.
– Я знаю, ты здесь! – гаркнул отец. – А ну, вылезай! И не трать мое время – я больше не намерен бегать за тобой!
Но мальчонка не шелохнулся. Он должен был быть сильным – может, в этот раз ему повезет и он убежит от него. В щелках между сомкнутыми веками блеснули и упали на землю слезинки. Между ног потекла желтая струйка – и ему стало ужасно стыдно. Ну прямо как малыш, который постоянно мочится в кровать!
Постепенно шаги отца стали удаляться, голос стих.
У мальчонки вновь затеплилась надежда. Может, ему еще повезет.
Он открыл глаза и, обернувшись, увидел ворону: она сидела на деревянном столбе и пялилась на него.
И тут мальчонка не сдержался и закричал.
Ворона, каркая, взмыла в воздух и принялась кружить над ним, словно собираясь напасть.
Или указать место, где он прячется.
Мальчонка вскочил и с ужасом увидел, как его отец, находившийся поодаль, метрах в десяти, резко повернулся. И тогда он со всех ног бросился в другую сторону.