– Фактически я не выхожу ни на какую улицу, юноша… Ну а вообще – около года. Мне очень нужны деньги, а это самый простой и быстрый способ их заработать, по крайней мере для меня.
– Можно спросить, сколько тебе лет?
– Тридцать семь. Что, выгляжу старухой?
– Да нет, просто моей матери почти сорок, и…
– Такое не говорят с женщиной, с которой трахаются, понимаешь?
– Да, прости, – извинился он, рассмеявшись. – А дети у тебя есть?
– Дочка. Ей девять лет, она живет в Топике со своим отцом. Ради нее и приходится заниматься всем этим. Я хочу обратиться в суд с иском и оформить совместную опеку над ней, но сначала мне надо собрать деньги, чтобы снимать там квартиру. А еще – найти чертову работу, чтобы доказать, что я в состоянии ее обеспечить всем необходимым.
– Думаешь, у тебя получится?
– Понятия не имею, но я готова на все. Ладно, может, поговорим о чем-нибудь другом, если не возражаешь?
– Не возражаю, – сказал Томми и поцеловал Джулию в лоб, чем вызвал ее удивление, а она в ответ нежно погладила его по щеке.
Они еще два часа с лишним проболтали, погасив свет, и лишь мигающие синие отблески неоновых огней в баре напротив падали на их обнаженные тела.
Выбившись из сил за прошедший день, Томми мало-помалу уснул, положив голову на грудь Джулии и убаюканный ее сиплым голосом.
Впервые за десять лет, а то и больше, он проспал всю ночь, не увидев никаких кошмаров.
Норма
Ее не было дома всего-то дней десять, а пыль успела покрыть тонким слоем всю гостиную и подернуть мутью зеркала и оконные стекла, не говоря уж о странном стойком запахе, который она не смогла определить, хотя вспомнила, что так пахнет стоячая вода в пруду.
Норма распахнула настежь окна, чтобы проветрить гостиную. Несмотря на то что все следы крови были смыты, кое-что все же осталось – ядовитая аура, которую не мог перебить даже хлынувший со двора поток свежего воздуха. Хорошо, что ей хватило ума сразу проводить Синди в ее комнату, и теперь она отдыхала в своей собственной постели.
Возможно, придется сделать перестановку и заменить выцветшие желтые обои – обновить обстановку, чтобы дочке ничего не напоминало о пережитой драме, когда она будет заходить в гостиную.
В их отсутствие кто-то оставил на крыльце букеты цветов, а также плюшевые игрушки и куклы, одна безобразнее другой. Синди, проходя, хотела взять какую-нибудь, но Норма ей категорически запретила. Ей не хотелось приносить в дом эти символы людской жалости.
Отныне придется запирать ворота на ключ, чтобы в дом не смог проникнуть ни один посторонний.
Норма не мешкая вышла во двор и принялась бросать в мусорный мешок все, что попадало под руку. Ничего этого Синди было не нужно: ей требовалась только мать, Грэм, Томми и возможность спокойно провести остаток детства в этом доме, который скоро будет очищен от всякой скверны.
Через два дня после госпитализации Синди Норма бесстрастно объяснила дочери, что с ней произошло и почему ей придется еще побыть в больнице. Психолог тоже немало времени провел у ее постели – и его предварительный диагноз оказался вполне утешительным. Когда Норма снова осталась наедине с дочерью, она заверила ее, что теперь ей нечего бояться, что мама всегда будет рядом и защитит ее, хотя при этом она прекрасно понимала, что худшее еще впереди.
Отечность с ее лица немного спала. Правый глаз открывался уже лучше. А левый был наполовину закрыт, и в щелку между веками проглядывала только студенистая жидкость, которая все еще вызывала дрожь у Нормы. Как и предупреждал врач, у Синди наблюдался легкий паралич левой стороны лица. Массажист, с которым уже договорились, будет приезжать к ним домой и проводить курс реабилитации, начиная со следующего дня. Все шло по плану. Когда-нибудь ее шрамы зарубцуются. Сломанные молочные зубы выпадут, и на их месте вырастут коренные, а другие заменят протезами. В ближайшее время можно будет поставить и глазной протез. Норма провела поиск в Интернете, и результат ее не порадовал, хотя в случае с Синди врачам удалось спасти окуломоторные мышцы, так что она сможет двигать искусственным глазом не хуже, чем обычным.
Да, конечно, должно пройти время. И с этим также придется смириться.
И все же Норма не могла избавиться от навязчивого ощущения, что у дочери пострадало не только лицо, а нечто большее, – то, что не удастся полностью восстановить никогда.
Последние дни Норму с большей или меньшей настойчивостью пытались вызвать на разговор журналисты, докучая ей своими предложениями, которые она всякий раз отвергала.
Она боялась, что кому-нибудь из них удастся сфотографировать Синди без ее ведома.