Матери

Томми остановился у местной бакалеи на углу слабо освещенной улицы. Войдя туда, он прошел мимо продавца, азиата лет пятидесяти, который был занят тем, что разгадывал за стойкой кроссворд. В лавке больше никого не было, и Томми направился к стеллажу с алкоголем. Он понимал, что если пройдет с бутылкой мимо продавца, тот непременно попросит его предъявить удостоверение личности, а торчать на улице, чтобы попросить кого-нибудь из взрослых купить ему выпивку, у него не было ни малейшего желания. Последний раз, когда ему пришлось так поступить, он наткнулся на придурка, который потом читал ему мораль целых десять минут. Вот что значит быть честным. Томми гладил пальцем бутылку «Уайлд терки», когда в лавку вошел мужчина в белой футболке и взял большую упаковку хлопьев и коробку апельсинового сока. Томми почувствовал, как у него заколотилось сердце. После всего, что ему пришлось пережить за эти дни, он боялся украсть жалкую бутылку виски, хотя последние несколько месяцев проделывал это неоднократно и его ни разу не схватили за руку.

Покупатель направился к кассе, а Томми, недолго думая, схватил бутылку и сунул в свой рюкзак.

Он еще какое-то время разглядывал стеллаж с выпивкой, как будто искал что-то, чего там не было, потом обернулся и заметил под потолком камеру слежения с включенной красной сигнальной лампочкой, направленную прямо на него. Томми вздрогнул. Ему и в голову не пришло проверить, ведется ли в лавке видеонаблюдение. А ведь это была первая заповедь, которую втолковал ему Дилан.

Продавец сидел все так же, уткнувшись глазами в газету. Возможно, он уже видел Томми на спрятанном под стойкой мониторе, соединенном с камерой, и ждал, когда тот поравняется с ним, чтобы его задержать, пригрозив оружием. А может, он успел вызвать полицию, и его наверняка схватят, как только он выйдет на улицу. Полицейские доставят его в участок, начнут допрашивать, снимут отпечатки пальцев и сразу докопаются, что их коллеги в Эмпории уже разыскивают его.

Впрочем, быстро подъехать у них вряд ли получится. Надо уходить. И поскорее.

Неуверенным шагом он направился к выходу, не смея взглянуть на азиата, дыхание которого отчетливо слышал. Сиплое, прерывистое дыхание нездорового человека.

В бакалею вошла женщина – Томми не преминул этим воспользоваться, выскочил на улицу и кинулся со всех ног прочь, боясь оглянуться, чтобы проверить, бежит ли за ним кто-нибудь.

Он остановился, отмахав метров четыреста, и сел на лестнице крыльца жилого дома, чтобы перевести дух.

Почти рядом было открыто окно, обрамленное красными шторами. За окном пела женщина. Голос у нее был хоть и красивый, но слабый.

Томми глотнул виски и почувствовал себя чертовски хорошо. Успокоившись, он пошел дальше и свернул на первую улицу справа.

Чуть дальше слышалась заводная, ритмичная музыка. В квартире над стоявшими в ряд деревьями танцевали мальчишки и девчонки – их силуэты в мерцающих отсветах стробоскопических огней тонули в темно-синеватой дымке. Томми хотел было тайком проникнуть к ним, но живо смекнул, что ему не хватит на это смелости. Даже в Эмпории он всегда избегал таких вечеринок, в глубине души понимая, что он там лишний, – именно поэтому его и не приглашали. Прошлым летом Грэм уговорил его сходить вместе с ним на день рождения к своему однокашнику, дом которого находился на окраине Эмпории. Обрадовавшись, что ему наконец-то выпал такой случай, Томми целый час прихорашивался в ванной, а сев в машину к Грэму, вдруг отказался ехать под предлогом того, что у него внезапно разболелся живот и он будет переживать, если все начнут на него пялиться, но самое главное – ему не хотелось, чтобы брат краснел за него на людях.

Однако в этом городе Томми никто не знал. Здесь ему было бы проще влиться в толпу, притвориться другим человеком. И попробовать с кем-нибудь заговорить. Попробовать кому-нибудь понравиться.

Но этот давний страх, угнездившийся у него внутри, – он по-прежнему будто отрава…

Томми пошел дальше, чувствуя тяжесть бутылки за спиной в рюкзаке, и эта тяжесть обещала ему приятные минуты забвения. Оказавшись у перекрестка и перейдя его, он попал на улицу, освещенную неоновыми огнями ночного кафе. Когда он проходил мимо, вышибала, загорелый здоровяк в красной косухе, злобно покосился на него. Томми так и подмывало огреть его бутылкой по голове.

Продолжая прогулку, он снова пригубил виски, прямо на ходу, и стал прислушиваться к звучавшему все громче стуку своих каблуков по асфальту. Из включенного где-то телевизора доносились аплодисменты. Пахло тушеной капустой. Продвигаясь все дальше под звездным куполом, Томми разглядывал стены, испещренные граффити, надписи и рисунки под действием спиртного вдруг поплыли, и тут он заметил, как чуть поодаль из темноты возникла неподвижная фигура человека в темной одежде, с очень бледным лицом, – с каждым шагом она просматривалась все отчетливее.