Матери

А через три недели Грэм познакомился с Патриком и Иден Гейл, родителями Эмбер, которые преподавали в университете в Канзас-Сити. Поскольку Эмбер была их единственной дочерью, они проявили к Грэму наиживейший интерес, который заставил его оробеть, однако он быстро овладел собой. Вообще-то, о Грэме весьма положительно отзывались родители всех друзей и подружек Эмбер, так что вскоре он стал своим и для Патрика с Иден. Эмбер до сих пор дружила только с мужчинами, которые были намного старше ее. Последнему ее приятелю было тридцать пять, и он играл на гитаре в рок-группе, имевшей определенный успех у местной публики. Увидев несколько его фотографий, Грэм, к своей радости, сразу заметил, что в общем и целом между ними не было ничего общего.

Грэм, Эмбер и Гленн частенько выезжали вместе в Канзас-Сити, Уичито или Сент-Луис и обычно бродили там ночью, деля потом на троих один гостиничный номер, а порой и одну кровать. Мир вокруг принадлежал только им троим, и в этом мире, в зависимости от того, до какой степени они его принимали, можно было жить вполне счастливо.

Гленн иногда приводил к ним мальчиков – так, вечерок скоротать, и забывал их сразу, как только они покидали его постель. И ничего другого, казалось, ему не требовалось. С любовью у Гленна все было как-то сложно.

Хотя юноша не показывал виду, его глубоко задевало то, как к нему относились его родители. Друзья нередко слышали, как он плакал, запершись в своей комнате. Грэм, сказать по правде, даже не смел заговорить с ним на эту тему, хотя не раз давал ему понять: в случае чего он всегда будет рядом.

Грэм закрыл глаза и почувствовал, что его медленно уносит куда-то далеко-далеко. Но вот хлопнула дверь – и он почти проснулся. Эмбер легла рядом и положила голову ему на грудь.

– Я разрешила им и дальше трепаться в гостиной: некоторые так набрались, что садиться за руль и ехать домой им противопоказано.

Грэм, пребывая в полусне, ничего не ответил.

– Ты хорошо себя чувствуешь? А то вернулся от матери сам не свой.

– Да, прости, – сказал он, потягиваясь. – Голова у меня забита разными мыслями. Потом, я все время думаю о ее вчерашнем поведении. Уверен, она что-то скрывает от меня, вот только что, не пойму. Может, я ошибаюсь, но завтра утром все же поеду домой – надо выяснить, что к чему.

– Если считаешь, что это необходимо, поезжай. Во всяком случае, мне будет чем заняться, а еще я обещала вечером выпить по бокальчику с Элис и Тессой.

– А потом двинешь к родителям?

– Да, и, кстати, у них же думаю пообедать – мать очень просила, а отказать я не смогла.

– Если хочешь, потом заеду за тобой и проведем вечер вдвоем.

– О, я так на это рассчитываю, – сказала Эмбер, обнимая его. – Да, кстати, оставлю-ка я тебе второй набор ключей от этой квартиры – приезжай, когда захочешь, будешь здесь коротать время, пока не вылетишь к нам.

– Ладно, думаю, мать поймет, хотя она просто мечтает, чтобы ты наконец уехала, – хочет видеть меня дома почаще. Правда, в одиночестве мне здесь будет неловко.

– Вы с ней уже говорили по душам?

– Нет пока, еще успеется, не переживай.

– Только не вздумай наседать на нее.

– Но почему это тебя так волнует?

– Не хочу, чтобы вы разругались, вот почему.

– Все будет в ажуре. По крайней мере, я постараюсь, чтобы так было, – сказал он, приникнув губами к ее лбу.

На следующее утро, выбравшись из машины, которую оставил у ворот, Грэм услышал звук вертолета. И разглядел его высоко в потемневшем небе, предвещавшем грозу.

Он надел куртку и двинулся по дорожке к дому. Справа от него бездомная кошка играла с полиэтиленовым пакетом. Проследив за ней взглядом, он вдруг заметил здоровенный, наполовину расплавленный осколок стекла, валявшийся на краю гравийной дорожки.

Грэм подошел ближе и поднял его. Потом он увидел другие точно такие же осколки, сверкавшие на солнце, и маленькие обуглившиеся обломки железа.

Прямо перед ним в траве были следы, довольно глубокие, они тянулись к старому амбару. Как будто туда тащили сломанную машину. В последний свой приезд он не заметил эту двойную колею.

Грэм двинулся по ней. И, когда вошел в амбар, остолбенел, увидев похожий на грязный голый труп остов принадлежавшего Хейли «Шевроле», наполовину прикрытый огромным куском брезента.

Войдя в дом, Грэм сразу устремился на кухню. Мать сидела за столом, глядя в окно. По радио передавали классическую музыку. Фортепиано и струнные. В кухне пахло свежесваренным кофе.

Грэм поставил рюкзак на пол. Норма, вздрогнув, повернулась к нему:

– Грэм? Ты напугал меня! Что так рано?

У нее были красные глаза. Она плакала.

– Я не вовремя?

– Нет, вовсе нет, что за вопрос! – воскликнула она, протирая глаза. – Хочешь кофе?

– Нет, обойдусь, мама, спасибо.

– Как знаешь, только не шуми, твоя сестренка еще спит. Завтра у нее важный день, ей надо набраться сил.

Грэм взял стул и сел рядом с матерью.

Он должен, должен все узнать прямо сейчас.

– Да, забыл спросить: Хейли благополучно добралась до дома?

– Думаю, да. Она уехала сразу после ужина.

– Значит, с ее машиной все было в порядке.

– Кажется, да.