Матери

И Лидия начала рассказывать Дане о Йорге, о старухе с седыми, в голубизну, волосами и огромным носом, о ее длинных породистых пальцах, унизанных перстнями, о доме у моря, тюлевых занавесках, которые колышет ветер и сквозь которые виден каменистый берег, о ее пятерых детях, ее супруге, продавце оливкового масла, о ее одиночестве, о достойном и долгом прощании с миром. О ее завещании. Она все оставила мне, все, даже свои перстни. Хочешь на нее посмотреть? И Лидия достала фотографии Йорги, которые она делала в дни, когда та чувствовала себя хорошо. Йорга упрямилась, не хотела сниматься, но, в сущности, тайком даже готовилась, надевала свои любимые платья, светло-фиолетовое и пепельно-розовое, причесывалась и по многу раз поправляла свою прическу, втыкала в нее не один, как обычно, а три костяных гребня, Лидия красила ей губы своей помадой, а потом давала зеркальце — поглядеться, Йорга улыбалась, приглаживая волосы, потом надевала черные очки, она была красивая, да, красивая, сказала Дана, маленькая, правда, с годами высохла, ответила Лидия, в молодости она не была такой хрупкой и маленькой, знаешь, Дана, я очень ее полюбила, и Лидия заплакала в свою очередь, иногда так странно, Дана, почему вдруг мы начинаем любить какое-то существо? Они обнялись, сидя на скамье, Лидия плакала на плече у своей дочери, так странно, что начинаешь любить кого-то, а потом, когда он уйдет — его так сильно не хватает. Дана, как ты думаешь, я полюбила ее из-за наследства, которое она мне оставила, или из-за нее самой? Я думаю, что ты полюбила ее из-за нее самой, мама, так, как ты и папу любишь ради него самого, ты ведь не бросишь его, особенно сейчас, когда ты так богата?

Позже, в тот же день, незадолго до начала финала на первенство мира, Дана сидела у себя в комнате, обхватив голову руками, и тихо всхлипывала, слушая крики отца и матери, их обидные слова — камни, которые они швыряли друг в друга, Господи, заставь их помириться, заставь снова полюбить друг друга, Господи, сделай так, как раньше, когда у папы была работа, а мама работала в клинике Пирогова, чтобы они вдвоем ждали меня у школы, покупали мороженое, чтобы мы ходили гулять в парк, я — на велосипеде, а они с воздушной кукурузой в руках, в одно из затиший Дана сумела прошмыгнуть через гостиную, никто из двоих ее не заметил, услышала только, как отец проревел «из-за тебя пропускаю финал мирового!», вышла на улицу и направилась к скверу, где ее ждало спасение — рядом с Яворой, рядом с Яворой и другими.

* * *

Явора снится мне так — мы все идем по какому-то холму на поклонение к Яворе, она живет в доме на вершине холма, он строго охраняется, а саму Явору охраняет весь мир, потому что все поняли, кто она, но только нас допустили к ней на поклонение, мы все в длинных белых одеяниях и римских сандалиях, однако дорога оказалась очень длинной, а мы идем уже много, много дней подряд, одежда и сандалии начали рваться, и тогда мы пошли босиком, наши ноги все в ранах от сухой травы и колючек, и ужасно жарко, и нет воды, и нет еды, и мы уже понимаем, что никогда не дойдем до Яворы — не сможем увидеть ее, поклониться… потому что мы недостойны…

В начале вашего рассказа о сне вы сказали, что все поняли, кто такая Явора, и поэтому так охраняли ее. Вы не могли бы пояснить, что вы имели в виду?

Явора не была обыкновенным человеком.

Что вы имеете в виду?

Она не была похожа на обыкновенного человека. А на кого?

Я не знаю других, похожих на нее, так что не могу ответить.

Тогда что вы имеете в виду? Что в ней было необыкновенным?

Прежде всего — глаза.

Я слушаю вас. Так что там с глазами?

Извините, я не могу говорить о Яворе.

Продолжайте про свой сон.

…нам сначала нужно было искупить свою вину и тогда мы сможем дойти до Яворы, тогда этот холм, по которому мы идем, уже не будет все время удлиняться, как всегда в моем сне… и когда-нибудь мы сможем дойти до дома Яворы, и там будет прохладно, на полу — мрамор, везде — фонтаны, альпийские горки, маленькие озера, там Явора позаботится о нас, омоет нам ноги, даст чистую одежду, утолит нашу жажду и голод, и все будет чудесно, как раньше…

Вам это снилось или вы сейчас придумали?

Нет, пока мы шли по тому холму, а он был бесконечным, как бесконечна жизнь, которая нам предстоит, мы знали, что когда-нибудь мы обязательно дойдем до дома Яворы. Извините, я не могу больше говорить.

Но вы здесь для того, чтобы говорить.

Я не могу больше говорить о Яворе.

Но вы здесь для того, чтобы говорить именно о Яворе.

Я могу написать о Яворе, но не говорить. Если хотите, дайте мне лист бумаги.

Так работать нельзя! Еще не пришло время для письменных показаний! Вы постоянно плачете! Плачете! Я не могу разговаривать с вами. Коллеги-психологи постоянно требуют вас освобождать. Вот — я вас освобожу! А завтра вы опять придете и будете плакать, и опять мы успеем сказать не больше трех фраз! В самом деле, попрошу, чтобы вам давали успокоительное, прежде чем приведут сюда!