Материалы к альтернативной биографии

   Время раскрыло мне глаза на причину увлечения моего патрона девушками из народа: он с ними отдыхал от интеллигентных дам, преследовавших его, как либертины - куртизанку. После свидания с каждой из них он три ночи спал одетым и вооружённым, если спал. Если нашествие синих чулок выпадало на утро, обильное дармовое чаепитие оборачивалось распятием Байрона за его к ним неприязнь и эгоизм. Он, стоик, даже привык к этим мотивам, как будто намеренно держал собеседниц в обозначенной колее и эпатировал их, как циркач пугает детей для их же удовольствия.

   - Вы действительно знались с пиратами? - спрашивала рыжебровая ирландка, задерживая томный взор на левом клыке отложенного воротника.

   - Элис,...

   - Матильда.

   - Матильда, если бы я написал что-то от имени женщины, вы сочли бы меня трансвеститкой?

   Гостья сладострастно потягивается в кресле:

   - Вы никогда бы не написали ничего подобного.

   - Почему?

   - Потому что вы нас совершенно не понимаете.

   - Вас в принципе невозможно понять.

   - Потому что мы глупы?

   - Я бы сказал, невменяемы...

   - И вы, - гостья задыхается и почти сползает на пол, - нас всех без исключения ненавидите?

   - Ну, что вы! Я верен леди Байрон...

***

   С женщинами мы воевали, как русские с Бонапартом.

   Наглотавшись шпилек за ужином, дамы в большинстве своём отказывались от страстной ночи, а утром духу их не было на вилле. Те же, что оказывались покрепче, допускались в самую спальню, прокуренную, пролёжанную псами, до потолка забрызганную вином и чернилами. Мы всей командой, затаившись под лестницей, считали минуты. Не проходило и десяти, как претендентка выскакивала с бранью и слезами. Джордж выходил за ней сконфуженный и извинялся от всего своего раздраконенного сердца... Пожалуй, даже искренне. Феноменально бестолковый в людях, он влюбился бы в первую куклу, способную промолчать четверть часа, так что байронистки падали жертвами исключительно собственной болтливости.

   Огнекудрая вахнака, по её собственным словам, хотевшая милорда с пятнадцати лет, слышала: "Как же вы могли терпеть так долго!?". "Будьте нежней со мной!" - просила сочная блондинка - избранник уточнял: "Нежней, чем кто?"...

   Для прощания с разочарованками были заготовлены две стандартные фразы. Первая имела оттенок почтительности: "Глубоко сожалею, что причинил боль вашей ладони"; вторая выражала апогей презрения: "Вы сами выплеснули желе вашего сердца на этот утёс".

***

   В то утро я с помощью двух зеркал рассмотрел на своей спине странные красные пятнышки, похожие не прыщи или комариные укусы. Странность в том, что они образовывали вершины правильного треугольника. Но природа полна курьёзов. Язвочки почти не беспокоили меня, и я о них забыл, тем более, что к нам пожаловала долгожданная визитёрша.

   Я наблюдал с балкона. Джордж на крыльце поил изо рта молоком старого ворона, подобранного недавно на дороге. Тут возле виллы остановился двуколка и на землю ступила молодая женщина с приятным лицом, искажённым хронической экзальтацией. Она подсеменила к его светлости и воскликнула:

   - Хо! Как у фас это получайтся - целофаться с страшный форон!?

   Неисправимый мистификатор незаметно взглотнул, сдвинул брови и ответил:

   - Я держу в зубах куски сырого мяса.

   - Не-у-ше-ли!?

   - Нет, сударыня, - бледная физиономия расправилась, приняла более типичное выражение, - Очевидно, мудрая птица просто чует телетворный дух от моего растерзанного сердца.

   - Ах так! Токта я с фосторком упештаюсь, что фишу снаменитый лорт Пайрон!

   - Нда, что-то вроде этого...

   - Меня софут Прентано, Елисапета Прентано. Тля фас просто Петтина или Петти. Я приехал к фам по поручений Кётхе. Он пыл отшен рат фаш письмо! А это фаш том? Как прекрастно!

   - Вы завтракали?

   - Не откашусь! Фы фесьма люпесен!

   - Песни потом. Пойдёмте в столовую. Уилл! - крикнул, заметив меня, - Хватит прохлаждаться! Давайте подстрахуйте меня!

   Ворон каркнул и хлопнул крылами.

***

   Ознакомившись с визитной карточкой немки, Джордж стал называть её "мисс Брендон", а Беттина, отчаявшись восстановить ономастическую справедливость, перешла к делу. Она достала из ридикюля первую часть "Фауста" в карманном формате и перо с позолоченным черенком.

   - Фот этот он просит перетать фам.

   - Кто?

   - Йохан-Фольфканк Кётхе, афтар "Фёртар", "Экмонт" унт "Фауст".

   - Гёте, автор "Вёртера", - перевёл я.

   - А! Очень приятно!

   - Тут имеет сепя афтокраф.

   - Большое спасибо, - и не посмотрел.

   - А это перо феликий муш.

   - Это перо Гёте.

   - Право, это уж лишнее. Я предпочитаю гусиные, и у меня их много.

   Я едва удержался от того, чтоб пырнуть его в бок, и Беттина, очевидно понимавшая по-английски лучше, чем говорившая, надула губы:

   - Фи! Натурально фантазтишный кортец! Наферной, он тумает, что я хотеть са ним ухашивать! Я нахошу фас испорченный мальчик!

   - Она нас перепутала, - перевёл теперь мне Джордж.

   - Я исполнить мой тело и маку фас покинуть, фысокомерный анклитшанин! Прошчайт!

   - Прощайте. Передайте вот это от меня вашему хозяину, - милорд отломил половинку от крекера и протянул посланнице. Она машинально схватила этот унизительный дар, сунула в сумочку и убежала.