Материя

Фербину пришлось подыскивать доводы. Он вспомнил, что, когда выполз из горящего здания и оказался среди кучи сырых листьев и веток, обнаружилось, что грязевой дождь и в самом деле прошел. Вот почему все было таким липким, зернистым и жутким.

— Но они хотели, чтобы он умер! — возразил он.

— А где это лучше всего сделать, ваше высочество? На открытом месте, где все прекрасно видно, или под крышей, в помещении?

Фербин нахмурился, прикрыл лицо большим синим листом и мрачно проговорил:

— И все же, несмотря на весь твой цинизм, Холс, то была судьба.

— Как вам угодно, ваше высочество. — Холс вздохнул и надвинул налицо сорванный им лист. — Хорошего сна, ваше высочество.

В ответ раздался храп.

* * *

Когда они проснулись, было намного холоднее, темнее и ветренее. Долгий день, начавшийся с восходом Обора, перевалил за половину, но погода изменилась. Рваные клочья небольших серых облаков неслись по небу под высокими тучами, в воздухе пахло влагой. Кауды не торопились просыпаться, а потом еще полчаса шумно извергали из себя массу фекалий. Фербин и Холс, усевшись на опушке леса подальше от них, позавтракали.

— Ветер встречный, — заметил Фербин, глядя на барашки мелких волн, гулявших по Чашеморю; у темного горизонта в той стороне, куда лежал их путь, вид был зловещим.

— Хорошо, что вчера мы много пролетели, — сказал Холс, жуя вяленое мясо.

Они привязали свои вещи, сверились с картой, взяли несколько кожистых плодов для каудов — человеческие желудки их не переваривали — и взмыли в освежающий воздух. Ветер усиливал ощущение холода, хотя лететь пришлось куда ниже прежнего, потому что по небу двигались громадные слоистые гряды туч. Фербин с Холсом огибали крупные тучи, летя напрямик только через небольшие облака. К тому же сами кауды не желали погружаться в тучи — правда, их можно было заставить. Внутри туч эти животные ориентировались ничуть не лучше людей, не понимая, то ли они летят вперед по прямой, то ли описывают круг и вот-вот врежутся в одну из ближайших башен. Кауды были рауэлами воздуха, надежными рабочими скотинками, а не чистопородными скакунами вроде лиджей, и потому разгонялись только до пятидесяти — ну, до шестидесяти километров в час. Но и на такой скорости столкновение с башней несло гибель всаднику и животному, а если нет, это происходило при падении на землю.

Фербин по-прежнему поглядывал на хронометр и отмечал каждую башню справа от них — теперь они пролетали всего в нескольких километрах от каждой и не пропустили ни одной. Он знал по опыту, что пропустить башню очень просто. Несмотря на важность всего этого, Фербин обнаружил, что вспоминает свой сон прошлой ночью и — через него — свое путешествие на наружный уровень в далеком детстве.

Теперь и это казалось сном.

Он тогда ходил по странной земле, над которой не было крыши или потолка, если не считать самой атмосферы, которая удерживалась далеким кругом стен и гравитацией. Здесь не было башен, здесь кривая поверхность под ногами продолжалась и продолжалась, ничем не прерываемая, неподдерживаемая, невероятная.

Он наблюдал за круговертью звезд и все шесть дней, что провел там, удивлялся крохотной ослепляющей точке: то был Мезерифин, Невидимое Солнце, далекое, ничем не удерживаемое и все же сохранявшее свое положение светило, вокруг которого вращался сам великий Сурсамен. Была какая-то безжалостность в этих днях на поверхности: одно солнце, источник света, один регулярный набор дней и ночей, всегда один и тот же, кажущийся неизменным. Всё знакомое Фербину находилось далеко внизу: под ним были целые уровни — самостоятельные миры, а над ним — только темное ничто, сдобренное сыпью слабо мерцающих точек: тоже светил, как сказали ему.

Сюда собирался прибыть и отец, но в последний момент отменил поездку. Фербин отправился в путь со старшим братом Элимом, который уже бывал снаружи, но хотел побывать еще раз. Это считалось привилегией. Отец мог потребовать от октов, чтобы те доставили кого-то на другие уровни, включая поверхность. Такое же право имели некоторые другие правители и главные схоласты в схоластериях, но все остальные могли попасть туда только по милости октов. А окты мало кому ее оказывали.

Они взяли с собой пару друзей и несколько старых слуг. Большой кратер, в котором они провели большую часть времени, утопал в зелени бескрайних лугов и высоких деревьев.

Пахло неведомыми благовониями, воздух был густым, но одновременно свежим и головокружительным — они почувствовали приток энергии и чуть ли не опьянение.