Материя

Жизнь шумела, гудела, грохотала, плотно заполняя собой всю галактику, а возможно — почти наверняка — и пространство за ее пределами. Бесконечность и непрерывность этой жизни помещали в общий контекст мелочные заботы и тревоги каждого, отчего те казались если не вовсе необоснованными, то гораздо менее важными. Контекст — это все, любил повторять ее отец; но этот всеобщий контекст необычайно сужал казавшиеся прежде бескрайними просторы Восьмого уровня со всеми его войнами, политикой, спорами, сражениями, горестями и неприятностями. Все это теперь представлялось ей ужасно далеким и воистину тривиальным.

Она узнала о Контакте, той части Культуры, которая открывала новые цивилизации и взаимодействовала с ними, особенно с новыми и быстроразвивающимися; узнала и о несколько скандальном, беззастенчивом, по видимости непрозрачном подразделении Контакта — Особых Обстоятельствах. Через некоторое время она поняла: от нее ждут, чтобы она воспользовалась шансом стать частью этой престижной, хотя и не слишком респектабельной организации. Ей стало ясно, что это высокая и редкостная честь, почти единственное отличие, предлагавшееся Культурой — но далеко не любому желающему. Но тут же опять возникли подозрения.

Некоторое время наибольшее недоумение вызывал географический аспект жизни на орбиталище: горы, утесы, пропасти, пики, камнепады и каменные поля. Все это не возникло само по себе, а было спроектировано и изготовлено из отходов, найденных в данной планетной системе: этот факт лишь усиливал изумление. Она бродила по высоким горам, училась кататься на лыжах, участвовала в спортивных играх, обнаружив, что ей даже нравится быть частью команды. Она почему-то не ожидала этого.

Она стала обзаводиться друзьями и любовниками, когда уверилась в том, что ее новая коренастая фигура вовсе не уродлива. Не каждый сексуальный контакт был удовлетворительным даже, так сказать, в механическом плане — ведь существовало великое разнообразие телесных форм. Она решила наделить свою матку повышенной чувствительностью, желая сразу быть предупрежденной в том очень маловероятном случае, если любовник будет совместим с нею по виду и возникнет риск зачатия. Она спрашивала себя, не обман ли это, — но ни разу не забеременела.

Она играла собственными снами и участвовала в общих снах, грандиозных играх без специального антуража — только особые подушки или ночные чепцы, открывавшие доступ в эту странную субреальность. Она поняла, что спит гораздо дольше, чем многие из ее новых друзей, лишаясь тем самым части возможностей, и попросила еще об одной коррекции. Затруднение разрешилось чудесным образом: несколько часов глубокого сна в каждую из этих точно отмеренных и всегда одинаковых ночей — а затем ежеутренняя свежесть и бодрость.

Она принимала участие и в других полугаллюцинаторных опытах, которые напоминали игру, но, насколько ей было известно, в то же время являлись уроками и оценками. Ее пребывавшее в полном сознании «я» погружалось в ту или иную реальность, иногда основанную на действительно случившихся событиях, а иногда столь же искусственную, как и головокружительный ландшафт орбиталища. Из некоторых погружений она выныривала в расстройстве, узнав о том, какие страдания люди (пангуманоиды и им подобные, но все равно — люди) могут причинять друг другу. Мораль, однако, состояла в том, что подобные ужасы есть недуг, который лечится, хотя бы частично. Культура была больницей, если не медицинской службой, Контакт — врачом, ОО — анестезией и лекарством, а порой и скальпелем.

Почти единственной стороной ее новой жизни, к которой она приспособилась без малейших осложнений, было полное отсутствие денег. Она ведь родилась принцессой, а потому такое положение дел оказалось для нее привычным.

Некоторые из ее друзей входили в состояния, которые она не могла с ними разделять. Поколебавшись, она попросила еще об одной коррекции; железы, о которых она даже не подозревала, изменились за несколько десятков дней, и в ее голове возник целый наркокомплекс с изрядным набором химикалий в микроскопических количествах. Теперь она могла впрыскивать в кровь и мозг любые смеси по своему усмотрению.

Это было занятно.

Для сарлов — по крайней мере, на Восьмом — у любого наркотика был как минимум один нежелательный и неприятный побочный эффект. А здесь — ничего. Ты получал что хотел, и все. Она терзалась сомнениями — разве такое возможно без отрицательных последствий? Автономник Турында Ксасс, больше не нужный, отправился нянчить кого-то другого. Его заменил терминал — колечко на пальце, открывавшее доступ к галактабазе данных.