Бывает и так, что родителей давно нет или они далеко, а болезнь по-прежнему остается для человека единственным способом расслабиться. Потому что сформировалась связка: меня любят, принимают, берегут, когда я слабый, когда мне плохо. И даже если беречь нас уже некому, кроме нас самих, наша психика пытается продолжать в том же духе. Было бы преувеличением говорить, что мы болеем только потому, что хотим отдохнуть от враждебного мира. Но если в нашем организме уже есть слабое место, подсознательное желание отдохнуть и получить внимание может стать еще одним аргументом в пользу болезни, психологическим запускающим фактором. В случае Анфисы мы имели дело не с настоящим соматическим заболеванием, а с проявлением тревожного расстройства, но речь может идти и об обострении таких заболеваний, как гипертония, гастрит или псориаз.
Можно ли сказать, что в вашем детстве мама сильнее любила вас во время болезни и вы привыкли расслабляться именно таким способом — заболевая? Что, если вы подсознательно считаете себя достойной (достойным) внимания, лишь когда вам очень плохо?
1. Попробуйте разорвать связку «страдание — вознаграждение». Просите друзей и близких хвалить и поддерживать вас, когда вам хорошо, а не плохо. Обращайтесь к ним в хорошем настроении, делитесь приятными новостями.
2. Часто в болезнь убегают люди, которые многого от себя требуют. Анфиса, например, считала, что
Чем лучше вы чувствуете и знаете самих себя, тем меньше вам будут нужны регрессия и поиск внимания путем бегства в болезнь.
66 пропущенных вызовов
Борис включает телефон и видит 66 пропущенных звонков от мамы. Он в панике перезванивает, но мама не снимает трубку. На часах половина седьмого вечера. Борис звонит жене, запрыгивает в машину и, собирая штрафы, мчится в Рязань, где и находит маму мирно сажающей цветы в саду. По ее словам, она «просто оставила мобильник в сумке и не услышала», но Борис уже знает: она обиделась на то, что сын не взял трубку.
Борису 45. Он занимает хорошую должность, женат, растит трех дочерей-подростков. Маме Бориса 69, и она звонит Борису пять раз в день. За завтраком: как прошла ночь? Утром: как доехал до работы? Днем в обед: просто узнать, как ты там, услышать твой голос. Потом может позвонить на совещании, и Борису приходится сбрасывать звонок. При этом он ерзает и нервничает: вдруг с мамой что-то случилось? После совещания он сразу ей перезванивает, и у мамы всегда наготове повод. То птица в окно стукнула, то нога отекла, то чашку любимую разбила. Борис начинает страшно злиться, но виду не подает: вдруг мама обидится и накажет — снова не возьмет трубку и заставит волноваться. Вечером, часов в 8–9, последний звонок: расскажи, как день прошел, что было. Надо что-то рассказать, и он рассказывает. Мама знает всех коллег Бориса по именам. Жена давно привыкла к тому, что мама незримо присутствует в их семейной жизни, и относится к этому стоически.
Тревога рождается у любой матери вместе с ребенком. Вопрос в том, насколько эта мать способна с ней справляться. Некоторые не могут отпустить свою тревогу за детей, даже когда те вырастают. Особенно ярко это проявляется, если женщина одинока. Если у нее нет никого, кроме единственного ребенка, в него вложены все чувства, которые в иных случаях достаются любимому мужчине или мужчинам, другим детям. Высоки эмоциональные ставки: она постоянно ощущает, что, если он умрет, она потеряет абсолютно все, единственного близкого человека. Тревога — привычная эмоция, которая идет по проторенной дорожке, к ней добавляется скрытая ревность: у него своя жизнь, а как же я? Насколько я для него значима? Он для меня — все, а я для него — только прошлое? Мама не виновата, но клубок чувств мешает жить не только ей, но и взрослому ребенку. Здоровая мамина часть рада, что сын в Москве и преуспевает; но есть и другая часть, бессознательная, для которой он «уехал в свою Москву, бросил меня». Возможно, мама вообще не в курсе, что эта бессознательная часть у нее есть, но именно она звучит в голове у сына пять раз в день.