Материнское воскресенье

Впоследствии она не раз будет пережевывать каждое слово этой его в общем-то ничего не значившей речи, в которой пирог с телятиной и ветчиной явно занимал не самое главное место. И каждое его слово странным образом навсегда отпечатается в ее мозгу. И именно по этой причине ей порой будет казаться, что все это она придумала сама, что он просто не мог сказать ничего подобного – во всяком случае, не мог сказать ничего такого, что она бы столь отчетливо помнила даже пятьдесят с лишним лет спустя. В конце концов, он запросто мог сказать ей тогда, например: «Ты бы лучше побыстрей оделась» или: «Ты бы лучше поскорей убиралась отсюда».

Она будет без конца размышлять об этом, как если бы это был некий абзац ее собственной книги, все еще, пожалуй, нуждающийся в переделке, ибо его смысл пока не доступен читателю.

А потом он просто взял и ушел. Не сказав «до свидания». Не подарив ей даже глупого поцелуя. Лишь посмотрел на нее на прощанье – и словно выпил ее до дна, иссушив этим взглядом ей душу. А еще он напоследок подарил ей весь этот дом. Уходя, он как бы оставлял его ей, и она была вольна делать там все, что угодно. Хоть обыскать его. Весь дом был сейчас в ее полном распоряжении. Да и как еще могла распорядиться своим временем она, горничная, которую отпустили на все Материнское воскресенье, когда у нее нет ни матери, ни дома, куда она могла бы поехать?

Джейн слушала, как постепенно затихают шаги Пола, спускавшегося по лестнице. Потом шаги снова стали слышнее – он каблуками простучал по плиткам пола в холле. Он явно ходил там туда-сюда и что-то искал. Интересно, что? Шляпу? Цветок в петлицу? А почему бы и нет? Возможно, он даже сунул в карман пиджака специальную булавку, чтобы этот цветок прикрепить. А может, он искал тот большой ключ от входных дверей?

Она так и лежала, не шевелясь и слушая, как сперва открылась, потом закрылась парадная дверь. Или все-таки двери – там ведь две створки? Дверью Пол не хлопнул, но и не слишком осторожничал, закрывая ее. Затем она услышала какой-то странный трубный звук – он донесся снаружи через открытое окно, а не из вестибюля, откуда разнесся бы по всему дому, как эхо, – более всего похожий на смех. Если это, конечно, действительно был смех, а не вызывающий оторопь дерзкий и резкий призыв, напоминающий крик павлина. Этого она тоже никогда в жизни не забудет.

Затем башмаки Пола захрустели по гравию в сторону бывшей конюшни, ныне служившей гаражом. Там стояла его машина. Джейн была уверена, что он заметил ее велосипед, который она прислонила к стене дома возле парадного крыльца – как он ей и велел, – когда роскошные двери, словно по волшебству, распахнулись перед ней. Она вполне сознательно не стала утром прятать велосипед в каком-нибудь укромном местечке. И теперь ей было ясно, что если бы мисс Хобдей все-таки пришло в голову – хотя бы из озорства, ведь она была девушкой вполне современной, да к тому же невестой Пола, – без предупреждения приехать в Апли на своей машине с намерением устроить своему жениху сюрприз, то ей наверняка удалось бы удивить не только его, но и себя, потому что она бы сразу увидела у крыльца дамский велосипед. Ну а потом мог бы разразиться скандал, яростный, дикий скандал. И в итоге этот праздничный день сложился бы совершенно иначе.

Но разве она так или иначе не устроит скандал, когда Пол с таким опозданием доберется до отеля «Лебедь» в Боллингфорде?

Ох уж эти скандалы! Ох уж эти сцены и даже целые спектакли, которые так и не случаются, но словно ждут за кулисами, когда им представится такая возможность! Теперь, думала Джейн, наверное, уже почти половина второго. За окном хором пели птицы. А где-то по ту сторону от Боллингфорда мчалась на своем «Эммамобиле» мисс Хобдей, спеша на свидание с Полом. И, возможно, тоже опаздывала. Впрочем, она, женщина, имела полное право опаздывать. А может быть, ей вообще было свойственно всегда и повсюду безумно опаздывать, так что Пол вполне сознательно рассчитывал на эту ее привычку, способную кого угодно вывести из равновесия. И если он все рассчитал правильно, то они просто опоздают оба, так что им и злиться друг на друга не придется.

Пожалуй, это было самое простое объяснение.

Но, даже опаздывая, Эмма Хобдей будет наслаждаться во время езды головокружительной красотой этого весеннего дня. Впрочем, сидеть за рулем автомобиля Джейн не доводилось – это было за пределами ее опыта горничной. Она «водила» только велосипед. И все же она попыталась представить себя на месте – точнее, в автомобиле – Эммы Хобдей, которая не знала еще, в каком виде предстанет перед ней ее будущий муж. Как не знала и того, что ему понадобилось страшно много времени, прежде чем он наконец решился надеть брюки.