Матffей_тревел #космопорт

Образы неторопливо сменяли друг друга: «Увертюра», Стакката, признание в любви на гауптвахте, ромашки в отсеке гидропоники, мама, точнее, не мама, а Октавия или… да не важно, кто, Ромка, обнимающий Мелодию, грибенок Василий, протягивающий к нему свои тонкие, сияющие ручонки, отдых на Тулумбасе. Каждое воспоминание согревало, наполняло счастьем, но что-то мешало наслаждаться грезами – какое-то бормотание. И еще мелькало это странное лицо – не то женское, не то его собственное. Его никак не удавалось рассмотреть, слишком быстро оно исчезало, теряясь среди приятных событий прошлого. Бормотание стало громче, похоже, кто-то говорит, точнее разговаривает с кем-то. «Никак не можете замолчать!» – разозлился Матфей. Неприятно царапнуло ощущение тревоги. Он сделал усилие и открыл глаза. Рядом стояли все тот же повзрослевший Диез и его мама.

«Ну надо же, честь какая – до меня снизошли, – подумал Матфей, – сама «леди совершенство» со светским визитом пожаловала, наверное, опять чего-то от Диеза требует». Только беседа не походила на родительский ультиматум, наоборот – эти двое что-то мирно обсуждали. Госпожа Фанфар выглядела мило и приветливо, совсем не так, как в их прошлую встречу.

– Проснулись? Как себя чувствуете? – спросила она.

– Н… нормально, кажется. Диез, что происходит? Где мы и почему ты так выглядишь?

– Матфей Ильдарович, – присев на краешек стула спросил второй помощник, – что последнее вы помните?

– Эээ, а при ней можно? – Матфей кивнул в сторону мамаши.

– Да, конечно, при ней можно, Людмила Фановна – зав. отделением.

– Людмила Фановна? Вот умора! Диез, объясняй уже давай, чего вы тут придуряетесь все.

– Я – Дмитрий Игоревич Езецкий, ваш лечащий врач. Вы в восьмой городской больнице. Пять дней пролежали в коме. Сейчас ваше физическое состояние стабильное…

– Слушай, что за бред? Мы виделись несколько часов назад, в кают-компании, когда обсуждали, как Синдикату шею намылить, – начал злиться Матфей.

– Матфей Ильдарович, мы с вами раньше не встречались, пожалуйста, успокойтесь, такое бывает. Вы дезориентированы, это пройдет.

Матфей хотел что-то возразить, но тут его взгляд упал на бейджик доктора – Д.И. ЕЗ… продолжение фамилии скрывала складка халата.

– Нет, нет! Нет! Не верю, этого не может быть! А как же «Увертюра», Стакката? Стойте. Ромка, он же в курсе! Позовите его, это мой друг, он все подтвердит, у него и фотографии есть.

– Вы что-нибудь помните об аварии? – тихо спросила зав. отделением.

– Аварии? Какой аварии?.. Разве была авария? Я не мог, нет, отец научил меня, я никак не мог устроить аварию… «Увертюра»? – вдруг его обожгла страшная догадка.

– Нет, нет, вы не виноваты ни в какой аварии, – женщина вздохнула и повернулась к коллеге.

– Стойте, девушка! Вчера здесь была девушка, Ария, – неожиданно вспомнил Матфей.

– Арина, медсестра, – догадался Д. И. Ез… Дмитрий Игоревич Езецкий, – сегодня не ее смена.

– Давайте начнем с простых вопросов, – предложила Людмила Фановна, сдвигая жалюзи.

– Что?! Вы же сказали, что я всего несколько дней в коме! Откуда снег? Какой может быть снег в августе?

– Эм… – доктор придвинул стул ближе к кровати, – какое, по-вашему, сегодня число?

– Точно не скажу, когда проверял в последний раз, была середина августа две тысячи двадцать второго года, – язвительным голосом ответил Матфей.

Мужчина и женщина переглянулись.

– Начало ноября, – зав. отделением сделала паузу, – две тысячи двадцать первого.

В палате повисла напряженная тишина. Матфей судорожно думал. Никак, никак не могло такого быть. Даже если бы и была какая-то там авария, не могло же его отбросить назад во времени. Это что же, ни Ларисы Михайловны, точнее, метаморфа Коды, ни журнала “Сделаем явным”, ни «Увертюры», а главное – Стаккаты не было на самом деле?

– Где моя мама? Она должна быть здесь. Позовите ее, я поверю только ей, ну или Роману еще.

– Ваша мать и друг, – лечащий врач тяжело вздохнул, – они тоже пострадали при той аварии. К сожалению, выжили только вы. Возможно, будет лучше, если с вами поговорит психотерапевт.

***