Матильда и проклятый клад

Прочитав заключение, судебный пристав погладил свои пышные усы и, громко хлопнув журналом, добавил: «Вверенной мне властью, хочу предупредить, что все неправомерные действия будут пресечены, а виновники будут заключены в острог», – закончил судебный пристав и вышел за дверь.

Жандармы усмехнулись, глядя на убогую обстановку и сказали: "Бродяжничество – тоже неправомерный проступок»,– и вышли вон, оставив Олежку, Ивашку и мачеху в глубоком раздумье.

В течение нескольких дней Олежке удалось урвать пару подработок и отложить копеек двадцать на тот случай, если придется снимать угол. Мачеха совсем перестала появляться дома. Олежка искренне верил, что она старается найти другой дом, но, когда он случайно заскочил в кабак "Бешеный кот" и увидел пьющею мачеху в обществе бродяг, его надежда рухнула. Он впервые в жизни сорвался на мачеху, выговорив ей все, что он о ней думает. И что вместо того, чтобы спасать дом и семью, она жрет горькую. У мачехи сразу же нашлись хмельные защитники, после чего Олежку просто вышвырнули из кабака, надавав тумаков вдогонку.

Матильда

Олежка, избитый и подавленный, взглянул на небо: "Господи, я никогда не делал ничего дурного. Если ты есть, помоги мне»,– произнес Олежка.

На город спускались сумерки. На темнеющем небосклоне появилась луна. Бледная и полупрозрачная, она становилась все ярче и полнее.

–Дождался – грустно произнес Олежка, глядя на небо.

Этим же вечером Олежка пришёл к торговцу овцами и рассчитался за припасённую для него овцу. Накинув на шею овцы *аркан он повел её к своему дому.

На город неумолимо наползала ночная мгла. Только круглая луна, словно ночное солнце, освещало крыши домов и мощеные улицы городка.

Привязав овцу за домом, он зашёл к Ивашке. -"Я сейчас уйду по делам, но сколько времени все это займет, я не знаю. А ты поужинай и ложись спать. Когда я приду, будем думать, как быть дальше".

–Постарайся побыстрее вернуться- попросил Ивашка.

–Постараюсь,– ответил Олежка и вышел за дверь.

Ночь опустилась на город. В окнах, один за другим, гасли жёлтенькие дрожащие огоньки свечей и лучинок. Люди постепенно ложились спать.

Олежка впервые в жизни шёл на кладбище ночью. Даже отец, зная старое кладбище вдоль и поперёк, никогда не задерживался до темноты. Он часто рассказывал что многие души не нашли покой и, обратившись в призраков, бродят среди могил.

Тяжело вздохнув, Олежка еще раз посмотрел на небо и направился в сторону кладбища. Он подошёл к старой, увитой вьюном и плещем стене старого кладбища и остановился. Вокруг царила тишина, только ветер теребил осенние листья в высоких кронах деревьев. Овца дернулась в сторону, но Олежка её удержал: "Стой, бестия", -прикрикнул он на неё.

–Господи, чем я занимаюсь,– пробормотал Олежка, чувствуя, как где-то снизу к нему подкрадывается страх. Еще раз, повторив шепотом колдовские слова, Олежка подошёл к полуразрушенной арке старого кладбища. Яркая луна освещала дорогу перед входом, бросая на неё замысловатые тени.

–Нет, так не пойдет- произнес Олежка и повернул от ворот кладбища. Он сделал несколько шагов к своему дому и остановился, вспомнив визит судебного пристава.

–Как все плохо!– тихо произнес Олежка.

–Если я этого не сделаю, у нас отберут дом, и нам негде будет жить и нечего будет есть. Я так не смогу, мы просто погибнем. Мы столько денег задолжали. Если даже удастся отвертеться от острога, то от гнева его светлости не отвертишься- Олежка вздохнул и повернул обратно.

Он стоял лицом к перекошенным воротам старого кладбища, и в глубине его души творилась неразбериха.– "Отче наш, да восславится царствие твое....», – начал Олежка, обращаясь к небесам. Прочитав молитву, он шагнул к воротам кладбища. Взявшись рукой за влажное, изъеденной ржавчиной холодное кольцо, и нерешительно потянул его на себя.

Старые железные ворота нехотя поддались и протяжно заскрипели. Испуганная стайка птиц, ночевавшая в терновом кустарнике, росшем возле ворот, взметнулась вверх и темным облаком растаяла где-то в небесах.

Олежка от неожиданности даже пригнулся, а стайка испуганных птиц, натыкаясь, друг на дружку и на все подряд, разлетелась в разные стороны.

–Ух – вырвалось у Олежки, и он испуганно завертел головой по сторонам, все еще неуверенный, что опасность миновала.

Овца испуганно заблеяла и дернулась в сторону.

–Тьфу ты, ты ещё! Я сам испугался!– рассердился Олежка не то на овцу, не то на себя. Осторожно приоткрыв скрипучую воротину, Олежка просунул сначала овцу, а потом прошел сам. Едва он оказался внутри за старой кладбищенской стеной, как почувствовал всю скорбь и страх, которым было пропитано всё вокруг. Известная с малолетства главная аллея кладбища изменилась до неузнаваемости.

Олежка, осторожно ступая по каменной дорожке, заваленной осенней листвой, сам пугался своих собственных шагов. Время от времени оглядываясь по сторонам, останавливаясь и прислушиваясь к окружающим звукам, он брел среди древних могил, покрытых мхом и зарослями.