Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

Ну а генералы, которые предали царя, оказались ещё и клятвопреступниками. Ведь они давали присягу царю и наследнику престола. И презрели её, священную клятву:

«Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ [Имя и отчество], Самодержцу Всероссийскому, и ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всероссийского Престола НАСЛЕДНИКУ, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА государства и земель Его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мной начальникам во всем, что к пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и всё по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному (офицеру или солдату) надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

Никто из клятвопреступников не пережил Гражданской войны и интервенции. Все погибли либо ужасной, либо позорной смертью. Они привели в Россию революцию.

Генерала Рузского чекисты казнили в Пятигорске, они изрубили его и ещё живого закопали в землю на склоне Машука.

Колчака, по некоторым данным, не просто казнили, а живым спустили под лёд. Кто? Конечно, красноармейцы.

Корнилов погиб не в бою. Накануне боевых действий в белый стан прилетел лишь один снаряд, и осколок сразил его в доме за рабочим столом за разложенной на столе рабочей картой.

Генерал Иванов умер от тифа в обозе, во время бегства белых армий и был где-то зарыт без почестей – не до них.

Клятвопреступление карается жестоко. Ведь все они на Евангелие клялись государю и целовали крест.

«Окаянные дни» в Петрограде

Свою уникальную книгу «Окаянные дни» Иван Алексеевич Бунин посвятил революционным событиям в Москве. Кшесинская поведала о своих «окаянных днях» в Петрограде, которые ей довелось пережить. Её дом для грабежей был куском, особенно лакомым.

О начале грабежа дома Кшесинской сообщил её дворник.

Но ладно вещи – опасность была и для самой Кшесинской и для её сына. Она писала по этому поводу:

«Немного опомнившись, я стала думать, к кому мне обратиться, чтобы искать защиты. Правда, первое время я скрывала, где я находилась, и мои друзья потеряли меня из виду. Я решила напомнить о себе и в первую очередь обратиться к Н. П. Карабчевскому. Как очень известный адвокат, он имел большие возможности, а кроме того, как мне говорили, он был в хороших отношениях с Керенским. Я вспомнила спектакль у него в доме и как он сказал мне: «Убейте кого-нибудь, я буду вас защищать, и вас оправдают». Вот, подумала я, как раз подходящий случай выступить в мою защиту, хотя я никого и не убивала, но все же нахожусь в очень трудном положении. Я позвонила Карабчевскому по телефону в полной уверенности, что он мне поможет и замолвит за меня слово у Керенского, чтобы меня оградить от неприятностей. Но результат получился совершенно неожиданный. Николай Платонович ответил мне, что я Кшесинская и что за Кшесинскую в такое время хлопотать неудобно, и потом продолжал в том же духе. Я не стала дальше его слушать, резко повесила трубку и подумала, что пословица верно говорит, что друзья познаются в беде».

Впрочем, защиту Кшесинская, в конце концов, нашла. Ценителей её таланта было много, и не все оказались трусами. Многие вошли во властные структуры, ну а власть, дав насытиться грабежами, начала понемногу наводить порядок, хотя нехотя, лениво, осторожно. После такого дикого взрыва вседозволенности, полной свободы от совести, что-то изменить было сложно, а такой преступной банде, как Временное правительство, и вовсе невозможно. Бандитские правительства лишь на бандитизме и держатся.

Когда хотя бы внешний, уличный бандитизм несколько стих, Кшесинской удалось побывать в своём доме, и она описала то, что поразило её. Хотя чему уж тут было удивляться: