Матёрый

— А чего это ты тут раскомандовался? — по-детски спросил парень. Левую руку (вывихнутую или сломанную) он прижимал к груди.

Обозначив на губах полуулыбку, Громов задал встречный вопрос:

— Ты предпочитаешь, чтобы приводили в чувство тебя самого?

Пока оба возились на площадке, невнятно бухтя и шурша гравием, Громов успел закурить и сделать пару обстоятельных затяжек. Удостоверившись, что охранники готовы воспринимать его речь, он пронзил темноту сигаретным огоньком и произнёс:

— Если в самое ближайшее время вы не удалитесь отсюда собственным ходом, то вас ждут носилки, гипс и всякие неприятные медицинские процедуры.

Я не шучу.

— Так мы без тачки! — пожаловался тот парень, у которого одна рука сделалась раза в два толще другой.

Громов подумал, что бандитская машина с припрятанным в ней оружием стоит сейчас где-нибудь на платной стоянке, дожидаясь своего часа, и ему вдруг захотелось попросту пришибить обоих не мудрствуя лукаво. Борясь с искушением, он процедил:

— Вы можете научиться ходить пешком прямо здесь. А можете заняться этим в реанимационном отделении. Конечно, не раньше, чем вас отсоединят от всяких капельниц и питательных трубочек.

— Послушай, мужик, — попытался урезонить его второй парень, — чего ты на нас вызверился? Мы ж с тобой вроде как не пересекались. — Его дикция была затруднена повреждённой челюстью. Казалось, он угрожающе выдвигает её вперёд, и это совершенно не соответствовало затравленному выражению его глаз.

— Грядки не надо было вытаптывать, — сказал ему Громов.

— Какие грядки, э? — неуверенно возмутился тот, который баюкал свою руку.

— Клубничные.

Громов отлично знал, что охранники не побегут жаловаться начальству. Их засмеют. Какой» то дачник взял и настучал по голове обоим за вытоптанные грядки. Признайся парни в этом, братва их уважать перестанет. Это в лучшем случае. Нет, они лучше отсидятся где-нибудь, а потом расскажут своим байки.

Про ментовские облавы, про тёрки с разборками и наезды с переездами. Придумают что-нибудь. Котелки у обоих худо-бедно варят, судя по тому, что они даже не пытались возобновить схватку.

— Не трогали мы твою клубнику, — проворчал охранник с травмированным лбом.

— Некогда мне тут с вами препираться, — заявил Громов, холодно глядя на парней. — У вас ровно…

Он отреагировал на изменившееся выражение их лиц мгновенно, но все-таки чуточку позже, чем следовало бы. Ночной воздух за его спиной был вспорот шуршащим звуком, и, отпрянув, Громов успел уберечь от сокрушительного удара затылок, но не правое плечо.

Ш-шух! Мимо пронёсся тёмный силуэт с вытянутой вперёд ногой. Скорее всего он прятался где-нибудь в кустах, куда его загнала большая нужда. Но покатившийся по земле Громов знал точно одно: он допустил непростительную беспечность, не выяснив точное количество охранников. И теперь его застал врасплох самый опасный боец из всей троицы, пружинистый, прыгучий, жилистый, явно владеющий десятком убийственных приёмов.

Пока нападавший по-кошачьи изворачивался в воздухе, парень с повреждённой головой подхватил с земли булыжник и метнул его в лежащего на спине Громова. Он встретил камень подошвами сведённых вместе ног, но это дало прыгуну возможность перегруппироваться и возобновить атаку.

Второй удар пришёлся в левую половину груди Громова, ненадолго парализовав работу сердца. Он умудрился подсечь ноги нападающего, но тот, кувыркнувшись, моментально принял боевую стойку, а на Громова обрушился уже не булыжник, а целый обломок бетонной плиты с торчащими во все стороны прутьями. Как Громов успел откатиться в сторону — одному богу известно. Но он оказался обращённым к противникам незащищённой спиной, и прыгун не замедлил этим воспользоваться.

— А-а-а! — заорал он во весь голос, вероятно, стремясь ошеломить жертву.

И…

Дивясь тому обстоятельству, что вслед за этим ничего не последовало, Громов вскочил на ноги и развернулся на сто восемьдесят градусов. Прыгучий боец стоял вовсе даже не в стойке, а на коленях, да и эту позу сохранял с трудом. За его спиной возвышался Ванька с плотницким топориком наперевес.

— Я его обушком, — сообщил он с извиняющейся интонацией. — Не повернулась рука иначе.

— Это хорошо, что не повернулась, — успокоил его Громов, потирая ушибленное плечо. — Мы же не звери какие-нибудь, чтобы людей за клубнику жизни лишать. — Не давая изумлённому Ваньке опомниться, он переключил внимание на окончательно деморализованную троицу охранников:

— Помните, на чем мы остановились? Вам даётся ровно десять минут, чтобы убраться отсюда. Время пошло.

Прыгун послушно кивнул и, попытавшись встать, упал лицом вниз. Соратники кое-как подняли его на ноги и двинулись всей живописной группой прочь.

— Осталось восемь с половиной минут, — сухо сообщил Громов — А вы ещё должны успеть отомкнуть ворота, снять створки с петель и бросить их в ставок — Мы что, нанимались? — неуверенно возразил кто-то.

— Ровно восемь минут… Семь минут пятьдесят шесть секунд…