Матиуш на необитаемом острове

Дикари съели Кампанеллу. Виновато лижут нос и уши Матиуша, кувыркаются через голову с жалобным видом. Они все исполняли. Приказал им Матиуш отослать самых диких людоедов, они погрузили их спящими в лодки и отправили. Наверно, все погибнут, потому что грести они не умеют. Приказал Матиуш, чтобы только сто человек осталось — исполнили. Приказал развязать белых королей — без слова развязали: они уважают Бум-Друма, любят Клю-Клю, ну а Матиуш ведь их белый король.

Неужели стали бы они навлекать на себя гнев Матиуша? Они слышали, что Бум-Друм заключил договор с белыми королями, что не только белых, но и черных съедать больше не будут. Они слышали, но не были уверены, что это так. Когда уж Клю-Клю проложит дороги, построит телеграф, начнет издавать газету, научит их читать и стрелять из пушек, тогда будет иначе. Но это еще когда-то будет.

Грустное было заседание. Даже лорд Пакс, хоть не показывал вида, глубоко ощущал утрату Кампанеллы.

— Прошу почтить память королевы вставанием.

Все встали.

— У меня есть добавление, — Бум-Друм поднял два пальца.

Что еще там Бум-Друм задумал?

— Белые короли, — сказал Бум-Друм. — Мои черные братья — дикари, я это знаю. Они причинили вам большое горе. Но вина за это лежит на вас. Вы построили себе прекрасные дворцы, а о нас вы не думаете. Как будто бы дали нам права, но этого мало. Мы не можем себе помочь сами. Я прошу, чтобы на этом заседании обсуждались вопросы не только белых, но и черных детей. Если у нас, старых, жизнь плохая, пусть, по крайней мере, нашим детям будет хорошо.

Лорд Пакс сказал:

— Итак, у нас четыре вопроса. Первый: о белых детях. Второй: о Матиуше. Третий: о королевстве покойной королевы Кампанеллы. Четвертый: о черных детях.

Но обстановка на заседании была напряженной. Короли нервничали, их беспокоило присутствие ста дикарей. Правда, перед отелем стояли белые солдаты, а ночью будет выставлена усиленная охрана, но не было уверенности, что не ворвется новая толпа дикарей и не начнется то же самое. Какое в таких условиях может быть заседание?

Пусть Матиуш скажет, чего он хочет, они согласны на все. Во-первых, они обязаны ему, он спас им жизнь, во-вторых, эти сто дикарей, очевидно, здесь для того, чтобы в любую минуту броситься на защиту Матиуша. Правда, у них нет огнестрельного оружия, но их стрелы и копья могут быть отравлены. Наконец, так ли уж их касается дело Матиуша? Грустный король друг Матиуша. Друг желтых королей, наверно, отдаст все, что взял. Кива-Кива хотел с ним поговорить, а молодой король, который больше всех виноват, пусть отдаст корону отцу — видимо, он не умеет править, если в его стране бунты.

Каждый думал так про себя, но все ждали, что скажет Матиуш.

А Матиуш молчал.

«Бедная королева Кампанелла, — думал он. — Я был не добр к ней. У нее столько было из-за меня огорчений. Почему я не правил спокойно, как все короли? Я избежал бы стольких бед, не было бы войн и несчастий. Это я виной всему!..»

Наконец король Альфонс Бородатый, потеряв терпение, потребовал, чтобы Матиуш сказал, чего он хочет.

— Ваше величество, хотите взять слово? — спросил Матиуша лорд Пакс.

— Хочу. В знак траура по королеве Кампанелле предлагаю перенести заседание на завтра.

Отказать было неудобно. Все согласились, хотя и неохотно.

Матиуш встретился с Клю-Клю под миртовым деревом.

— Ты на меня сердишься, Матиуш?

— Дорогая Клю-Клю, не я, а ты должна сердиться. Если бы не я, ты спокойно жила бы у себя на родине. Из-за меня ты проделала путешествие в клетке с обезьянами, из-за меня сидела в тюрьме. Из-за меня начала думать обо всех этих несчастных реформах.

— Матиуш, что ты говоришь! Ведь это величайшее счастье жить, трудиться, бороться за то, чтобы в мире стало лучше.

Матиуш вздохнул.

— Борись, Клю-Клю.

— А ты?

— Я поеду на необитаемый остров.

— Зачем? — воскликнула пораженная Клю-Клю.

— Это моя тайна.

Матиуш не хотел охлаждать пыл юной Клю-Клю, но грустному королю он сказал всё.

— Я думал, что дети добрые, только несчастные. А, оказывается, дети злые. Не хочу, чтобы ты думал, что я чего-то испугался или мне надоело, и поэтому я так говорю. Но пусть это останется между нами. Я не знал детей, а теперь знаю. Дети плохие, очень плохие. И я плохой. Плохой и неблагодарный. Пока я боялся министров, церемониймейстера, гувернера и кого-то там еще, — я слушался и сидел тихо… А как только я стал настоящим королем, я наделал глупостей и теперь страдаю. И не только я, из-за меня страдает столько невинных людей!

Матиуш ударил кулаком по столу, встал, заложил руки за спину и начал ходить взад и вперед по рыбацкой хижине.