Матиуш на необитаемом острове

Тюрьма, куда заключили Матиуша, помещалась в старой полуразрушенной крепости и была предназначена для опасных преступников. Только два раза в год заключенным давалось кофе, а в остальные дни — вода и черный хлеб. Никаких прогулок, тяжелая работа, главным образом под землей. Во время работы разговаривать не разрешалось. За каждое слово полагался удар плетью. Десять слов — десять ударов, сто слов — сто ударов.

Работа под землей велась в угольной шахте. Из длинного подземного коридора надо было корзинами выносить уголь. Но то, что выносили из одного конца, другая партия должна была вносить с другого. Заключенные видели — трудятся они напрасно, и от этого им было еще тяжелее.

Так Матиуш узнал самых плохих людей, какие только есть на свете. Он не знал, за что они здесь сидят, ведь разговаривать было запрещено, но достаточно было посмотреть на их страшные лица, чтобы догадаться о многом. Всякий другой на месте Матиуша умер бы со страху, но Матиуш за свою жизнь видел столько опасностей, что без боязни спускался с этими преступниками под землю.

Надзиратели получали здесь жалование в два раза больше, чем в других тюрьмах: нелегко было справляться с опытными преступниками, всю жизнь проведшими в тюрьмах, надо было зорко за ними следить. Люди охотно шли сюда работать надзирателями, и большей частью это были бывшие заключенные, отбывшие наказание. Эти были самые строгие, они знали все хитрости заключенных, и от них ничего нельзя было скрыть.

И Матиуш из края зеленых пальм и прекраснейших птиц вдруг оказался в месте, где нет ни единого листика, повсюду только черная угольная пыль. Он, который дышал воздухом моря и лесов, должен работать теперь в душных подземельях и спать в каменной норе на мокрых кирпичах. Он, который не хуже Клю-Клю умел прыгать с дерева на дерево, с трудом волочил ноги в тяжелых кандалах. Вместо шелеста листьев он слышал свист кнута, а вместо пенья канарейки — самые страшные проклятья. Еще недавно он ел сладкие бананы, сочные плоды, а теперь питался только хлебом с затхлой водой.

Заключенные очень удивились, увидев Матиуша. Один не выдержал, спросил:

— Сколько же ты убил людей, что тебя сюда посадили?

Матиуш уже хотел ответить, когда кто-то крикнул:

— Не отвечай, малыш, за каждое слово получишь розгу!

— А ты не стращай. Не сдохнет от нескольких розг.

Ссорящиеся уже порывались начать драку. А надзиратель записывает, сколько слов они сказали. И трудно учесть, может быть, каждому немного подбавил. И Матиуша записал, хотя он не сказал ни слова.

Носит Матиуш свою корзину и удивляется, какая она легкая, А товарищи ему вместо угля кладут куски легкого торфа и только сверху сыпают немного угольной пыли.

А потом другие берут у него корзину и тоже, сделав вид, будто она очень тяжелая, уносят и высыпают. А вечером один из заключенных сунул ему что-то черное в руку и шепнул:

— Спрячь быстрее.

— Что это? — спросил Матиуш.

— Сахар, — ответил заключенный.

Это был кусочек сахару, но такой грязный, что стал совершенно черным. Матиуш знал, что есть его он не будет, но спрятал на память.

Когда вечером он стоял перед канцелярией, куда его вызвали для наказания, опять какой-то заключенный сунул ему в руку какое-то засохшее растение. Матиуш долго разглядывал его, пока не догадался, что это клевер. Заключенные жалели Матиуша и отдавали ему все, что у них было самого дорогого. А из канцелярии доносились крики тех, кого били.

Наконец подошла очередь Матиуша.

— Иди сюда, сукин сын! — крикнул надзиратель и, схватив его одной рукой за воротник, поднял вверх, в то время как в другой держал ремённую плетку.

Потом он захлопнул дверь и тихо сказал:

— Когда я скажу: «кричи», ты ори что есть силы: «Ой, больно!» Понял? Я не буду тебя бить. Только смотри, не выдай меня. Снимай куртку, живо. Ну, кричи!

— Ой, больно! — крикнул Матиуш.

А надзиратель ударил плетью по лавке.

— Как тебя звать, бедняга? И бух плетью по лавке.

— Ой, больно! — кричит Матиуш. — Меня зовут Матиуш. Ой, больно, больно!

А надзиратель, как ударит по лавке, тут же проведет на плечах Матиуша красной краской длинную полосу, как будто от удара.

— Ой, больно! — кричит Матиуш, так как надзиратель снова ударил плетью по лавке и снова нарисовал ему на плечах красную полосу.

— Теперь не кричи, только стони, будто уже обессилел. А потом вовсе замолчи, как будто потерял сознание. Твое счастье, что сегодня нет начальника, не всегда это удается. Теперь ни звука. Закрой глаза.

Он взял Матиуша на руки и отнес в камеру.

А на ночь привели в его камеру заключенного, как будто в помощь больному. Во время вечернего обхода в камеру заглянул начальник тюрьмы.

— А тут кто?

— Тот мальчик, новый заключенный.

— А почему не один?.

— Потерял сознание после порки.

— Покажи.

Подняли рубаху, показали плечи Матиуша при тусклом свете фонаря.

— Ничего, привыкнет. Кандалы можешь с него снять. Никуда не убежит.

Усмехнулся и вышел.

— Эй, парень, — сказал заключенный, — не притворяйся. Тебе же не больно.

— Ой, больно! — застонал Матиуш, он боялся ловушки.