Матюшенко обещал молчать

Он побежал. Где там он, к кому ходил, не знаю. Через час приходит и говорит: «Гад ты, Иван, я тебе этого никогда не забуду. Ты меня еще плохо знаешь». Ладно, говорю, знать я тебя как облупленного знаю, а только ты мое условие запомнил? Запомнил. Так вот, чтобы завтра духу твоего не было на заливке, понял? Он: «Никуда я не уйду, специально тебе нервы трепать буду». Не будешь, говорю, я все предусмотрел: если не уйдешь, я всем расскажу, как ты Героя получать бегал.

Микита все обдумал и после смены говорит: «Черт с тобой, ладно, с заливки я уйду, все равно не нравится мне эта работа, но прошу тебя как человека, никому про этот случай не говори, мне тогда хоть уходи с завода, сам не знаю, какой черт меня дернул. А я тебе, так и быть, поставлю». Подумал я, подумал, и знаешь, жалко мне его стало. Пошли мы с ним…

Дальше все было ясно: Матюшенко твердо обещал молчать.

— Ты тоже об этом никому не рассказывай, — когда уже прощались, сказал он мне. — А то люди про меня нехорошо подумают. — И хитро прищурил глаз.

— Нет, — сказал я, — этого я тебе обещать не буду, Иван Федосеевич. Писатель не умеет хранить тайну, такая профессия. За это ему и достается иногда. Ты сам подумай: ведь у каждого дурака хватает ума на то, чтобы когда вступил в коровью лепешку, вытереться и говорить, что это не от него, а от тебя пахнет. Так что же, мы и должны с тобой молчать?

Он кивнул:

— Вот и мои такие мысли. Ну, бывай здоров, может быть, когда-нибудь еще встретимся.

Мы простились. Я выбрался на тротуар, и заводская колонна, алея знаменами и флагами, пестрея разноцветными воздушными шарами, нарядной одеждой женщин и мужчин, поющее, звенящее всеми голосами сонмище людей, собравшихся на праздник, медленно текло мимо меня, как река. Какое-то время я еще видел Матюшенку и его старого товарища, держал взглядом одну белую, как мука, голову, другую — лысую, ждал, может, Матюшенко обернется. Он не обернулся. Что-то рассказывал своему Феде, может быть, какую-нибудь новую историю. Что ж, понятно, кто я для него — так, знакомый, встретились через двадцать лет. И откуда знать ему, как много он для меня значит.