— Слушай, а как по-твоему, почему, если сейчас человек наденет, допустим, маску какого-нибудь зверя, на него посмотрят, как на идиота? А если еще убьет кого-нибудь при этом — то и как на преступника? А раньше это считалось знаком избранности.
Тут уж я рассердился:
— Ну, они же были варвары! — говорю. — Они думали, что весь этот балаган поможет им жить, потому что не умели по-настоящему управлять природой… — Потом малость поостыл и, поразмыслив, сказал еще: — Да и в современном мире не так уж много изменилось. Я имею в виду, если человек ведет себя как животное и убивает других людей… он вполне может претендовать на избранность и разные привилегии.
Беля так задумчиво выслушала меня, а потом говорит:
— Человек ты рассудительный, но необразованный.
Потом развернулась и полезла куда-то вверх по наполовину обваленной каменной лестнице. Я — следом.
Поднялись мы на вершину холма, а там оказалась правильная прямоугольная площадка, рядом — помост вроде алтаря, огромный котел на шарнирах и в углу — как будто сток под землю. Тут только до меня начало доходить, что никакой это не холм, а древнее архитектурное сооружение и, похоже, ритуального назначения, только засыпанное землей и заросшее кустарником. Лабиринт с рисунком был на входе, а с остальных сторон курган окружал водоем в форме подковы с непрозрачной темно-зеленой водой.
Беля сбросила с плеча сумку и кивает мне:
— Раскладывай травку сушиться и костер разводи, будешь мне помогать мазь готовить и жгуты!
Я уже так устал, что даже не встревожился, для чего могут понадобиться приготовления. А Беля хозяйничает: воды ей принеси, отвар отцеди, те травы разомни, эти переплети. В общем, вымазала она длинные травяные лоскуты в какой-то густой и жирной мази и заявляет:
— Напоследок — в продолжение нашего разговора: на все мои вопросы ты ответил ошибочно. А сейчас ты узнаешь единственно правильный ответ, — и вдруг командует: — Раздевайся!
Я обалдел:
— Все снимать, что ли?..
Она покосилась на меня насмешливо и говорит:
— Ну, если ты хочешь выйти из ритуала без каких-нибудь частей, то можешь раздеться частично!
Я говорю:
— Ты что, в этих руинах эксперименты собралась проводить?
А она:
— Да не волнуйся, тут все работает. А с виду запущено, чтобы меньше любопытных лезло.
Уложила меня на помост и давай жгутами обматывать с головы до ног. Мазь горячая, сволочь, и запах такой — голова кружится. Я думал, помру, как вдруг понял, что жгуты эти застывают и сжимаются. Ни глаза открыть, ни слова сказать, а потом и вовсе дышать невозможно стало. И в то же время как будто эйфория какая-то началась, на почве травы, бессонницы и удушья. Кажется мне, как будто я вижу со стороны, что Беля опрокидывает на меня воду из котла, и словно вода уносит меня, по каменным трубам затягивает…
И вдруг — раз! Выныриваю я в большом бассейне, и Беля рядом. Вокруг — темный зал без окон; с потолка странные маски свисают: с воронками, трубочками, дырочками; а вдоль стен каменные трубы причудливыми узорами проложены, и двери нет. Беля взяла маску и надела, а другую протягивает мне. Я говорю:
— Зачем это нужно? — А она:
— Акустический преобразователь речи, — и правда — от ее голоса через маску возник жуткий хрип и визг.
Я понял, что спорить бесполезно, зафиксировал на голове агрегат и собирался все-таки потребовать объяснений, как вода в бассейне вспенилась, покрылась волнами, водоворотами, потом мелькнула какая-то вспышка, и вдруг навстречу нам выныривает… не знаю, как сказать… человек, не человек… в общем, монстр. Хотя, по правде сказать, он не выглядел уродливым, скорее даже по-своему красивым, только очень уж непривычно… дело в том, что у него присутствовали черты одновременно человека и рыбы. Весь покрыт жесткой блестящей чешуей, похожей на кольчугу. Вместо ног — длинный хвост, как у змеи, свивается кольцами. От пояса — человеческий торс, с рельефными такими мускулами и раза в полтора крупнее, чем у обычного мужчины. Между пальцами на руках — перепонки. А голова — ну, в общем, морда акулы. Толстая шея, гладкий, низкий лоб, а по бокам от огромной пасти с четырьмя рядами мелких заостренных зубов — маленькие, глубоко посаженные глазки с абсолютно человеческим, внимательным и проницательным выражением, и такого необыкновенного оттенка — цвета моря во время шторма…
В общем, я уже не очень удивился, когда он взял маску, подходившую по форме головы, надел ее и заговорил. Звучало, как целый хор скрипучих голосов, пронзительных — на грани слышимости, а через маску получалась гулкая, но в целом членораздельная речь.
— Здравствуй, Беля, — говорит.
— Привет, Никомед, — говорит Беля.
— Что это за особь с тобой? — кивает он на меня.
— Ты ничего не понял, — говорит Беля, — это ты сегодня — особь. А это — мой подчиненный. Он пришел тебя изучать.
Человека-акулу, видимо, развеселила эта мысль — во всяком случае, он долго смеялся. Я, чтобы не молчать, сказал:
— Здравствуйте, — и действительно — маска исправно переводила слова на "рыбий" язык.
Человек-акула взглянул на меня и кивнул.
— Спрашивай, — говорит.
Я растерялся и взглянул на Белю; она тоже кивнула: