Матка

Беля выглянула вновь; она заметно оживилась — теперь на ее лице играла усмешка. Уперев кулак в бок, она даже неторопливо спустилась с крыльца.

— Отлично, — проговорила она. — Все недовольные могут сейчас же покинуть меня. — И, глядя на топчущуюся на месте толпу, она сделала широкий жест рукой, как бы обращая всеобщее внимание на окружающие просторы. — Пожалуйста, все свободны в своем выборе, — повторила она самым любезным тоном.

По толпе снова пробежал ропот. Затем кто-то развернулся и начал спускаться по лестнице, за ним последовало еще несколько человек; некоторое время толпа пребывала в нерешительности, а потом от нее отделилось еще несколько старателей. Все они начали спускаться к дороге, уводившей из города; остальные провожали их взглядами, каждый погрузился в свои мысли, поэтому никто не заметил, как в руке Бели появился арбалет.

— Есть только одна сложность, — повысила она голос, послышался гул световой вспышки, и все как по команде обернулись к ней. Беля стояла на крыльце, недвусмысленно держа отступников на прицеле. — Всех излишне самостоятельных я считаю предателями, — холодно произнесла она, — и любого, кто сделает еще хоть шаг, расстреляю на месте.

Все замерли.

— Желающие могут попытаться сопротивляться, — небрежно добавила Беля, — ведь я вас научила.

Возможно, эта последняя фраза прояснила сомневающимся всю нелепость их положения: бесполезно было обвинять более совершенное существо в собственном несовершенстве; смертельный риск неизбежно преследовал ущербную жизнь. В том, что Беля выполнит свою угрозу и расстреляет любого, кто пойдет против нее, ни у кого не возникало сомнений. Оставалось только отказаться от последних иллюзий на свой счет, признав, что порыв покинуть Белю был малодушным и неблагодарным поступком, который заслуживал предназначенного ею наказания.

Постояв в нерешительности, фигуры у подножия холма молча вернулись обратно.

— Вот и хорошо, — беспечно заметила Беля, опуская арбалет. — Ступайте, герчеяуре, поразмыслите над своим поведением. Дневную тренировку разрешаю вам пропустить, а вечером чтобы все были на полигоне! — и без дальнейших комментариев Беля вернулась в дом, захлопнув дверь.

Вместо размышлений о своем поведении достаточное число старателей отправилось от порога Бели прямо на полигон. Многие поняли, что отныне боевые операции станут повседневным занятием, а значит, смертельный риск сохранится до тех пор, пока они не отработают дистантную боевую систему до совершенства. Ладшев среди прочих поднялся в храм. Некоторое время он, сосредоточившись, пытался вспомнить ощущение пронизывающих пространство силовых линий, а затем, чтобы не изобретать велосипед, подошел к ближайшей каменной глыбе и стал монотонно повторять систему движений, заданную в самом начале обучения и прошлой ночью не раз спасшую ему жизнь. Увлекшись занятием, он не обратил внимания, что на площадке стало довольно людно. Повторив по очереди все приемы, которые вчера пришлось применять, он отошел к краю полигона, чтобы передохнуть, и сел на каменное заграждение, разглядывая открывавшийся с горы пейзаж; вскоре к нему присоединились Комендаров с Ростопчиным, а потом и Вероника.

— Что ни говори, — задумчиво произнесла Вероника, глядя на синие склоны раскинувшихся внизу холмов и бездонную глубину зиявшего над ними прозрачного неба, — а архитектурный талант входит в бесчисленное число талантов нашей одаренной подруги.

— "Бесчисленное число", велик и могуч русский язык, — отозвался Комендаров.

— А я вот сегодня о чем подумал, — подходя, вступил в разговор Себринг. — Кто она такая? Откуда у нее такое отношение к жизни? Больше сотни человек погибло, а для нее как будто ничего не произошло. И дело ведь даже не в том, что это наши друзья; она сама вложила в них столько сил, сделала для них больше, чем все мы, вместе взятые! Неужели ей ничто не дорого?

— Я уже давно задаюсь этим вопросом, — признался Ладшев, — только ответов что-то не предвидится.

— Может, и правда, все эти разговоры о высшей расе, — негромко произнес Ростопчин, глядя вдаль. — Что прежнему человечеству должен прийти на смену кто-то еще. Самые совершенные. Может, она одна из них.

— Интересно, что будет, когда другие подтянутся, — заметил Себринг.

— А другие уже здесь, — неожиданно заявила Вероника.

— Ты имеешь в виду габбро?

— Ну да. Все сводится к одному…

— Уничтожить Матку, — проговорил словно про себя Комендаров.

— Да. Тогда начнется другое время…

— У меня такое ощущение, будто я сменил уже с десяток времен, — высказался Ладшев.

— Может, это и есть вечность, — тихо заметил Ростопчин.

Никто не ответил. Каждый задумался о своем.