— Ну, наверное, я всегда был очень практичный. Реальность для меня важнее принципов. То есть чтобы мне было хорошо, а остальным уж как придется — пусть каждый сам о себе заботится, чего я буду о других думать? Так рассуждать удобно, пока ты молодой, сильный. Это в своем роде лукавство: требовать равенства, когда у тебя есть преимущество… что-то я отвлекся. Так вот, ничего примечательного в моей жизни не было, за исключением того, что я еще до вторжения габбро совершал, выражаясь юридическим языком, противоправные действия. А чего стесняться, если большинству граждан только покажи нож, и тебе не то что деньги отдадут — минет сделают… извиняюсь за формулировку. Но по-крупному никогда не промышлял, так просто… вроде как в порядке вещей было. Ну, избили кого-нибудь, ну, изнасиловали, ну, отняли деньги… а нечего шляться затемно! Мы с ребятами гуляем, выпили, надо же чем-нибудь заняться? Когда вторжение началось, мир даже как-то понятнее стал. Ни тебе болтовни о законности, ни идеалов невнятных… гуляй, душа! Когда в нашем городе карусель началась, мы сначала уйму народа переколбасили просто так. Даже объяснить не могу, вроде как в порыве вдохновения какого-то. То, будь ты хоть самый крутой, без оглядки не убьешь, неподконтрольного маньяка никакое общество не потерпит. А то бросайся и бей, хрен кто потом разберет, ты убил, или другой кто, или габбро. Такой шанс раз в жизни предоставляется. Сколько тогда каннибалов по улицам шастало — не перечесть. Я, правда, человечину не жрал, не хотелось как-то. Ну, а потом пообвыкли малость, и в протрезвевшую голову потянулись предпринимательские идеи. С одной стороны, пришлось скрываться от остатков правительственных войск и добровольческих отрядов — через вторжение прошли только самые калиброванные, и пересекаться с ними не улыбалось — вы, старатели, наверное, были как раз из таких; с другой стороны, начался передел сфер контроля над ресурсами между людьми, которые рассчитывали извлечь из всеобщей анархии выгоду. Ну, дальше понятно… Базы, рейды, попавшихся лохов загоняли к себе в отстойники — даже не столько для работы, хозяйство-то все развалилось, сколько для удовольствия. Наверное, можно сказать, что мы, как и хирурги, ставили над людьми эксперименты, с той разницей, что без определенной цели. А как еще развлекаться, если тебя в любой момент могут хлопнуть? В общем, когда я попал к хирургам, получил возможность взглянуть на себя со стороны.
— А как им вообще удавалось захватывать смекалистых парней вроде тебя?
— Ну, так они хитрые. Они сперва прикидываются, кто мирными гражданами, кто вот такими же искателями приключений — вроде как работают под прикрытием. Выясняют, что к чему, а потом убирают главного, и пока остальные клювами щелкают — выпускают своих монстров. Как говорится, эффект неожиданности. Во всяком случае, у нас так было; может, и другие схемы есть, хирурги — люди творческие. Короче, взглянул я на себя со стороны… и ничего не понял.
— В смысле?
— Ну, что хирурги ничем не отличались от нас, я не понял. Мне вообразилось, что я попал прямо в гнездилище вселенского зла, что заведующий нашим полигоном — монстр, окруженный монстрами, Доктор Мертвая Голова. Ну, сам посуди, если подопытных заживо препарировали или проводили на них различные операции просто чтобы набить руку; отрезали конечности и пришивали обратно, меняя правую и левую сторону местами; вливали в человеческое тело кровь животных; вырезали отдельные органы или, наоборот, добавляли новые, причем не зашивали прооперированных целыми днями, чтобы наблюдать, как приживаются ткани, не заморачиваясь повторным вскрытием…
Лично я попал в лабораторию дрессировки человеко-животных. Сфинксы ведь поначалу агрессивные; их загоняют в клетку с обычными людьми и приучают сражаться, в то время как дрессировщик прикармливает их, защищает в случае необходимости от сокамерника, плюс владеет специальными гипнотическими приемами, которым сфинкс привыкает подчиняться. Короче, двойной стандарт. И как-то так всегда получалось, что между человеком и сфинксом обязательно начиналась бойня; попробуй вытерпи, когда на тебя нападает такая тварь. Но я постепенно понял, что победить мне никогда не позволят — будут вмешиваться при любой угрозе экзотическому созданию до тех пор, пока не натаскают сфинкса на уничтожение чужих. Короче, что-то толкнуло меня пойти непопулярным путем: попытаться тварь приручить. Они запускают ко мне в клетку одного — а мы дружимся, другого — опять обходится без крайностей. В режиме он-лайн всякие фокусы выдумывал, у меня дома и собаки-то никогда не было. Пытался повторять кое-что из гипнотического арсенала хирургов. Правда, иногда отвозили меня в больницу с головы до ног израненного. Но, тем не менее — прецедент. Я чувствовал себя просто победителем мирового заговора: мне бы радоваться, что остатки человечности во мне проснулись, а я гордился, что — как мне казалось — нарушил зловещие планы испытателей…
— Но, когда тебе предложили сотрудничество, ты согласился?