Матрешка

К несчастью, мы все ошиблись в наших предположениях, и события вышли из-под контроля как соперничающих "братков", так и ментов из отрядов быстрого развертывания. Не говоря уже о шестерке из "Царского подарка"- все равно перед кем он шестерил и кого закладывал, но в своем воробьином умишке уж точно предвкушал некий навар с этой встречи.

С Хайлен бульвара мы свернули на Терновую улицу, но и без этого названия, по одному только скоплению в переулке машин с затененными стеклами и легко угадываемыми за ними невидимками я понял: чем бы ни кончился сегодняшний день, название подходит к улице как изначальная характеристика. Попытался вспомнить хоть какую завалящую молитву, но голова была пуста, а сердце сжималось от тревоги за Танюшу. В крови бушевал адреналин. Мой аlter ego.

Чего не успел спросить у Володи, в курсе ли Лена.

15.

Был уже поздний вечер, когда мы подрулили к особняку с колонным портиком и сторожевыми сфинксами по бокам - показушная роскошь новых русских, решил было я, да вспомнил о принадлежности посаженному итальянцу. Сфинксы, конечно, никакие не мраморные, а гипсовые - дешевые копии из магазина садовой скульптуры. Почти во всех окнах горел свет, и я напряженно вглядывался, пытаясь угадать, за которым из них находится моя Танюша. Позади ярко освященного особняка был темный провал, где скорее угадывался, чем был виден залив, с дальними огнями на том берегу.

Около дома прогуливались, как ни в чем не бывало, два бугая с оттопыренными карманами - боевики Тарзана? братья Карамазовы? оперативники Стива? случайные прохожие? Что вряд ли, так это последнее. Переулок был забит машинами, мы подрулили к гидранту, уготовив еще один штраф неведомому хозяину бьюика. Володя уверенно направился к облезлым сфинксам, я поплелся за ним, волоча больную ногу. Один из бугаев преградил нам путь, но Володя шепнул ему, и его как ветром сдуло. Но тут неведомо откуда возник перед нами еще один мужичок, в котором я мгновенно признал русского, пока не пригляделся в темноте: Борис Павлович собственной персоной. Здесь, в Америке, он выглядел заурядным представителем своего племени - вот я и обратил внимание прежде всего на родовые черты. Или он слинял еще раньше, когда накрылась гэбуха? Но тогда он тоже был не сам по себе, а представителем - тогда организации, как сейчас этноса. А я? Американ, мормон, славист, обманутый муж - где кончаются общие признаки и начинаются личные?

Втроем мы стали перед мощной дверью, Володя дал два коротких звонка и один длинный. Условный знак? Но дверь все равно открывать не торопились. Потом погас свет в глазке - кто-то нас внимательно разглядывал изнутри. Наконец, дверь приоткрылась, мы шмыгнули один за другим в просторный холл с двухпролетной лестницей, которая вела вверх, а сбоку примостилась узенькая лесенка, которая спускалась в бейсмент, где, вспомнил я, и находилась редакция "Царского подарка". Перед нами стоял малорослый, лысый, круглолицый, как колобок, с бегающим, масляным взглядом хозяин-временщик этого особняка.

- Где девочка? - спросил Борис Павлович, и до меня дошло, что если редактор "Царского подарка" и куруха, как подозревал Тарзан, то связан вовсе не с полицией и не с ФБР, а с такими вот, как Борис Павлович - с тех добрых времен, когда Борис Павлович был не сам по себе, а его организация во всей своей красе. Может, тогда он и был заслан к нам в Америку и все еще продолжает служить своим бывшим хозяевам на инерции прежнего страха? Либо новоиспеченный кадр, если гэбуха, как предположил Стив, а Борис Павлович ушел от ответа, не перешла на подпольное существование до лучших времен?

Как ни странно, догадки эти меня успокоили. Борис Павлович внушал мне больше доверия, чем Стив, а тем более Колобок. Я не ожидал от него ни подвоха, ни промашки.

Не говоря ни слова, Колобок поскакал вверх по лестнице, мы вслед за ним.

- А Тарзан где? - спросил Володя.

- Где ему быть! В редакции. С "Карамазовыми". Переговоры в разгаре.

На втором этаже мы проследовали по коридорчику и остановились у одной из дверей. Колобок вынул из кармана ключ, открыл дверь и пропустил нас вперед. В комнате было темно, мы остановились. Колобок включил свет, на кровати лежала Танюша, и меня как прошило: мертвая. Я бросился к ней и сжал в объятиях это маленькое и самое дорогое тельце. В моих руках оно вдруг ожило, зашевелилось, Таня открыла глаза и прошептала:

- Папа...

Я заплакал.

Внизу раздались выстрелы. С улицы? Из бейсмента? Потом мы услышали шаги по лестнице. Я обернулся - у всех моих спутников в руке по пистолету. Борис Павлович выхватил у меня Танюшу и, как неживую, пихнул под кровать. Таня не сопротивлялась - за эти три недели, похоже, она научилась наконец-то слушаться старших.

Дверь распахнулась, на пороге стоял мой бывший студент. Как он изменился с той нашей встречи в Саг-Харборе! Не узнал бы, только не темные очки те же. Лицо небритое, вид измученный, на левой штанине кровь.

- Где девочка?

Танюша покорно выползла из-под кровати.