Если бы Коннор так опростоволосился в обычной жизни, он бы уже проклял сам себя до седьмого колена, уволил бы всех причастных к этому провалу, и еще неделю пребывал бы в крайне раздраженном настроении, срываясь на окружающих, но сейчас ему почему-то очень смешно. Она забавная. А ее вот это доверительное «ага», то, что она не стала скрывать, что ее что-то смущает и делать вид, что все в порядке, еще больше располагает его к этой девушке. Забавная и искренняя. Редко с кем Коннору бывает сразу настолько легко общаться. Он чувствует себя как рыба в воде на бизнес встречах, на научных обсуждениях, но он практически не умеет расслабляться, его голова всегда занята решением безумно сложных задач и конструкций, а девушки обычно поддержать разговор на нормальном уровне не могут. Свидания, в основном, скучища, он все заранее знает, ему заранее не интересно разговаривать ни о чем, еще жалко свое время, которое он ценит дороже всего. Но эта, вроде, умненькая. И обаятельная. Очень обаятельная.
– Просто захотелось Путиным себя почувствовать. – Смеется он. – Ну не за общим же столом, залитым глинтвейном нам сидеть, правда?
– Вот это ты эстет! – Смеется она в ответ, мгновенно подхватывая его веселое настроение. – Ничего, что я не в коктейльном платье?
– Ты прекрасно выглядишь. – С удовольствием он рассматривает ее точеную фигурку. В термобелье и обтягивающей флисовой спортивной кофте даже намека на грудь не наблюдается.
Неловкость ушла, и они расслабленно болтают втроём. Коннор выясняет, что они с этим мальчиком сами познакомились только вчера. «Тоже очень милый, веселый, общительный парень. – Думает он. – Простоват немного, но это по сравнению с ней так кажется». Оба ведут себя с ним, как приятели. Хотя он их старше раза в два, это не говоря о статусе. Интересно они вообще знают, кто он такой? Ну, Катя-то точно знает. В его обществе люди всегда намного более скованные. Эти же чувствуют себя прекрасно, он и не помнит, чтобы малознакомые люди общались с ним так непринужденно. И даже по-английски прилично говорят. Катя вообще чешет, как на родном, только слишком старательное произношение ее выдает, а пацан говорит с ужасными ошибками, но языкового барьера нет, и Коннор его понимает. Он интересуется, где они учатся. Дэн в консерватории, класс фортепиано, третий курс. Это производит на Коннора впечатление, консерватория – звучит солидно.
– А как ты умудряешься учиться? Если у тебя группа и гастроли постоянные? – Поражается Катя.
– Да не учусь я, конечно, постоянно порываются меня исключить за неуспеваемость и прогулы, держусь из последних сил, в армию загреметь вообще неохота.
– Да ладно! – Снова удивляется она. – Что, совсем некому помочь отмазать тебя?
– Ага! – Гогочет Дэн. – Пытался договориться, на меня как посмотрели на приемной комиссии, сказали, что с моими данными десантура меня ждет с распростертыми объятьями. И никакое плоскостопие тут не прокатит. А мне вот вообще неохота время терять, и чтобы голову там отбили. Я, конечно, экстрим люблю, но не до такой степени, чтобы в фонтаны потом лазить.
Катя хохочет и описывает Коннору вкратце состояние дел в России по поводу обязательной службы в армии и традиции по празднованию дня десантника в парке Горького. «А я как раз там живу рядом на набережной. Дома сидим в этот день, – смеется она, – от греха подальше. Они реально все отбитые. С ними даже полиция не связывается». Они с Даней ржут, чокаются – он колой, она водой, и орут по-русски «За ВДВ!» Даня делает вид, что разбивает бутылку об голову.
– Как отчислят, я в Лос-Анджелес собираюсь свалить. – Делится Данька. – И поучиться там, и вообще поближе ко всей этой тусе музыкальной. Я был один раз – так мне понравилось! Прям мой вайб! Ты была? – Тут же интересуется он у Кати, а узнав, что она там целый год проучилась в школе в выпускном классе, просто разевает рот от восторга.
Коннор опять интересуется, а где же учится она, посчитав логичным после окончания Калифорнийской школы поступить в какой-нибудь Стэнфорд. Именно так он и подумал при первой встрече – точно из Лиги плюща.
Катя долго смеется этому вопросу. «Спасибо, конечно, за комплимент, только я уже чуть не десять лет, как закончила. Философский факультет. Не спрашивайте, кто я по профессии».
Философский, серьезно? У Коннора в университете философы были особой кастой – вечно немытые и нечесаные юноши, которые ни с кем не общались, в тусовках не участвовали. Если случалось заговорить с кем-то из них, то любой самый банальный вопрос сводился к неразрешимой проблеме вселенского масштаба. Было очевидно, что жизнь они проведут в пыли библиотек, плодя тома никому не нужного претенциозного бреда. Если и попадались среди них девушки, то они были неотличимы от юношей по запущенному виду. Катя, мягко говоря, на такую не похожа. Ей бы подошел факультет искусств или филологии. К тому же, сколько ей лет? Больше тридцати? Невозможно. От силы бы он дал 23–24, и то только потому, что она очень уверенно себя ведет, а по виду сейчас – не накрашенная и в спортивной одежде – вообще подросток.