Матрёшка. Перезагрузка

Терпеть не могу эту рыжую дурочку, как она примазывается к тем, кто богаче, популярнее. Со мной она потому, что парни пристают, когда мы ходим по улицам. Но она спит и видит, как втереться в компанию к Низовой. У той и денег куча, они могут сидеть в кафешках, она скинет подружкам поношенных тряпочек. И как не противно так унижаться.

Маруська странно затихла. Как специально, уставилась на мою фотку в сети, рассматривает.

– Нафига на мою страницу зашла?

– Блии-ин, Анжелка, какая ты красивая!

Мне стыдно? Маруська–Маруська. Кстати, если ей поменять причёску и глаза поярче сделать, она будет ничего.

Саша

Саша сидел за столом, бабушка подставляла тарелки.

– Чё за суп? – Саша оторвался от смешного сериала и глянул в тарелку. – Чё это плавает, морковка? Не, не буду.

Бабушка вздохнула, выловила морковку и попавшиеся кольца лука.

Саша взял ложку.

– Чё ещё есть? – отодвинул пустую тарелку. Бабушка поставила большое блюдо с золотистым рисом и котлетами.

– О, котлетки! А рис-то нафига сделала? Я его не ем, да ещё опять с морквой! – Саша пробурчал, ковыряясь в тарелке. Тут же бабушка, как иллюзионист, открыла какую-то маленькую сковородочку, выудила спагетти, заботливо выложила сбоку аккуратные кружочки огурцов и помидоров, вздохнула, приговаривая:

– Опять макароны, сколько же можно. Вот, хоть овощей каких поешь. Ты же растёшь, тебе витамины нужны

Саша довольно крякнул:

– Во, другое дело! – и, не глядя в тарелку, отправил в рот и котлеты, и спагетти, и овощи. Засмотрелся на рекламу, и тут же исчезла грязная тарелка, а перед носом появилась кружка чая и блюдце со стопкой дымящихся оладушек. Саша пошарил взглядом по столу, цапнул пару оладий и снова пробурчал:

– А к чаю, чё, опять ничего?

– Ох, точно! Конфетки же где-то были! Мама тебе передала, твои любимые. – Бабушка засуетилась, полезла в шкафчик.

Саша встал и молча вышел из кухни

– Подожди, а конфетки?

– Не надо мне её конфет.

Бабушка обречённо вздохнула.

Антон

Их много, как всегда. И почему они ходят кучами? По отдельности дохлые, как я, только Зотый здоровяк. Но он хоть не издевается попусту.

В прошлой школе было легче. Я всех парней знал с садика и также кучкой мы тусовались, чморили слабаков. А теперь попал. В этом районе никого не знаю, и в классе какие-то уроды собрались. Не все, конечно, но пока я ни с кем не скорешился, поэтому и тяжко. Это закон природы: всегда есть крутые и чмори. И те, кого не трогают, середнячки. Я пока на низшей ступени.

Как бы мне их обойти. Переждать, что ли, в подъезде? Нет. Встали, курить сейчас будут. Их много, я один. Сумка с костюмом оттягивает руку. Обещал Гале не опаздывать. Если меня сейчас поймают, запозорят по полной. Им не объяснишь, что тётке помогаю, за деньги, конечно. Что там мамка в садике зарабатывает – одни слёзы. Деньги нужны. В качалку ходить, чтобы с такими жлобами драться. А пока стою в подъезде, трясусь. Противно. Самому противно, и всем, наверно, тоже – на такого смотреть. Ну, всё, пошёл.

– Эй! Суслик! Закурить есть?

Конечно, они зовут меня «Суслик», как ещё, и в той школе так звали, по фамилии – самое простое кликуху придумать. Суслов – значит, «суслик». Вот нормальная фамилия: «Зотов», к ней ничего обидного не подберёшь. Если бы я хоть повыше был, как Зотый, тоже бы спокойно ходил. Он высокий, девкам нравится. И учится нормально. Как раз, чтобы и не высовываться сильно, а то ботанов тоже чморят.

– Да он не курит, его ж капля никотина перешибёт.

– Га-а, полкапли!

Заметили, но, вроде, не пьяные, не обкуренные, может, пройду нормально.

– Да чё с него взять, он же нищий.

Легыч лениво сплёвывет:

– Подь сюды. – Не кричит, незачем, все и так затихли. Трусы. Останавливаюсь. Легыч усмехается. Он, зараза, ростом чуть выше меня. Но здоровее и старше. Девчонки во дворе говорят, что красивый. Конечно, он же на них не смотрит с такой мерзкой ухмылочкой.

– Гони сотыгу, Суслик.

Мотаю головой – денег нет.

– Потом притащишь. А в сумке чё? Может, хавка?

Нет, только не сумка, придурок. Скорей разворачиваюсь, пока он «добрый» и не навтыкал. Ускоряю шаг. Свистят вслед, но, кажется, пронесло сегодня. Надо успеть. Срываюсь и бегу.

Варя

– Варенька, сходи, погуляй, совсем зелёная стала, всё за компьютером сидишь.

Мама заглядывает в комнату. Охает, видя, что шторы задвинуты. Открывает окна, в комнату заползают запахи тающего снега и весенней свежести, чириканье, гул машин и хриплый смех.

– Посмотри, весна уже пришла, снег тает, люди гуляют. Что ты сидишь, прячешься?

Я подхожу к окну, щурюсь от яркого света. И, правда, гуляют. И ржут под моим окном. Курят, болтают всё об одном и том же: «тёлки», «бабло», «бабло», «тёлки». Зачем туда ходить? Выйду – и будут также смеяться надо мной. Кажется, я сказала это вслух, потому что мама затараторила:

– Что ты, никто не будет смеяться! Подростки всегда думают, что все на них только смотрят и смеются. А людям, честное слово, до других и дела нет. Так что давай, хоть до магазина сходи.