Матрица жизни на Земле. Том 4

— Я не Бог, Сидоров. Но я постараюсь, сильно постараюсь. Надеюсь, у меня получится то, что я хочу сделать. Я не уверен… что получится, но я буду стараться… В общем, если вы согласны, я буду оперировать вас в порядке попытки… А дальше уж… как Бог даст.

— А Бог мне даст, профессор! Обязательно даст! Я очень Бога люблю, профессор, и… людей добрых тоже! Почему же не дать?! Почему же?!

Я вызвал медсестру и врача и дал распоряжение, чтобы Сидорова госпитализировали в нашу клинику.

— Эрнст Рифгатович, мест-то нет! Даже коридор весь полон! Куда?!. - воскликнул врач.

— Да хоть к потолку подвесьте Сидорова, но госпитализируйте его! — приказал я.

— Постараемся, шеф, постараемся…

— Сидоров, идите вместе с ними.

— Спасибо, профессор.

После этого я долго не мог сосредоточиться. Повлиял на меня все же этот Сидоров. А потом научная мысль потекла, потекла… и я весь ушел в дебри научного поиска.

В двенадцать часов ночи мне по внутреннему телефону позвонил наш профессор Сагит Асхатович Муслимов и сказал:

— Я тут, шеф, в научный раж вошел… Не забудь, когда будешь уезжать, меня забрать, чтобы дежурная машина и меня до дома довезла.

— Ладно, — ответил я.

В два часа ночи я спустился на первый этаж больницы, где располагалась лаборатория профессора Муслимова, завернул по коридору направо и вдруг… увидел на полу спящего Сидорова. Я подошел к нему и грозно спросил:

— Сидоров, вы что ли?

Сидоров, видимо узнав мой голос, тут же вскочил и опять нелепо поправил свой замызганный галстучек.

— Профессор, это вы?! — откликнулся Сидоров.

— Почему вы опять на полу, Сидоров? — строго спросил я.

— Извините, профессор, ваш доктор очень старался найти мне место, но места не было, нигде не было. Он, ваш доктор, даже старался меня на одну кровать с каким-то слепым мужиком положить… на одну ночь. Но я тут… — Сидоров замолчал и опять поправил свой галстучек.

— Что «тут», Сидоров?

— Но я тут…

— Что «тут»?

— Я тут осмелился сказать доктору, что я бы лучше… я бы лучше…

— Что «лучше»?

— Я бы лучше с женщиной на одну кровать лег, мужик я ведь все-таки…

— Да уж.

— А потом доктор сказал мне, чтобы я подождал. А я не стал ждать, и… я ушел… сюда, где уже ночевал.

— Зачем вы ушли, Сидоров?

— У меня ведь, профессор, тоже… не хочу лишние проблемы создавать, — Сидоров снова поправил свой галстучек.

— М-да.

— Завтра… место… может…

— Дайте руку, Сидоров! — твердо сказал я.

Я взял Сидорова за руку и повел к себе в кабинет. Я усадил Сидорова у себя в кабинете на диван, сходил за дежурной медсестрой Гузель Давлетшиной и сказал ей:

— Гузель! Выгребай, что есть в холодильнике и корми Сидорова! Гузель, имеющая навыки хорошей жены, начала суетиться вокруг Сидорова, подавая ему бутерброды с колбасой и сыром.

А Сидоров ел, с удовольствием ел. Я сидел напротив него в кресле и с удовольствием наблюдал за этим.

— Сидоров, рюмочку выпьете?

— А почему нет, профессор?! Тем более с вами, профессор!

Мы с ним выпили по рюмке. А Сидоров ел, ел и ел. А мне было приятно, очень приятно. Мне хотелось накормить и ублажить весь… слепой мир… особенно одинокий слепой мир. Но я этого не мог сделать… потому что я был всего лишь маленьким человеком… маленьким-маленьким, очень маленьким.

— Гузель, возьми постель и положи Сидорова в моем кабинете, — сказал я.

— Спасибо, профессор, — послышался голос Сидорова.

— А как вас зовут, Сидоров?

— Сидоров.

— А… по имени как?

— Алексеем меня зовут… но все люди меня называют «Сидоров».

— А у вас была жена, Сидо… м… м… Алексей?

— Не успел я жениться, профессор. Ослеп я рано… вот и один.

— А родственники есть?

— Я не хочу от них зависеть, профессор. Они, мои родственники-то, только о деньгах думают. Неуютно мне с ними…

— Вы, значит, Си… м… м… Алексей, в жизни только на добрых людей надеетесь? Так ведь?

— Да… только на них, — Сидоров опять поправил свой замызганный галстучек.

Он ведь, Сидоров, никогда не видел своего галстучка.

— А добрых людей много?

— Много, профессор, очень много. Их больше, чем злых. На них, добрых людях, весь мир и держится. Не на злых же ему держаться, миру-то! Они ведь, злые-то, только о себе думают… любят они слишком сильно себя, а других людей не любят.

— Вам приятно, когда вас жалеют, Сидоров?

— Жалеют?

— Да, жалеют, Сидоров.

— Жалеют, жалеют… жалеют. Скажу вам прямо, профессор, скажу вам прямо, что всю свою… слепую… жизнь я убегаю от жалости к себе. Не нравится мне это.

— Почему?

— Не знаю, профессор. По твоей человеческой гордости бьет. А гордость она у всех есть, даже у слепых, профессор. Тебе ведь, слепому, тоже хочется другим людям помочь, а не просто себя кое-как обслуживать. Очень хочется, профессор, другим людям помочь, очень!.. Да какой помощник из слепого-то? Советом только иногда можешь чуть-чуть пособить. А опытом своим жизненным не могу поделиться, какой у меня опыт, опыт жизни во тьме, что ли?!

— Да