Началась война. Сестра с тремя детьми, свекровью и матерью собралась в эвакуацию и приехала спросить матушку, ехать ли? Матушка сказала: «Никуда не уезжай. А кто поедет, увидит большие муки». Сестра послушалась и осталась в Москве. Другая женщина, Вера Кучерова, также в это время спрашивала у матушки, ехать ли ей в Себино с сыном семи лет. Ей матушка тоже сказала: «Оставайся в Москве». У нее был муж полковник, он хотел, чтобы она поехала в Себино, потому что это глухое село, сорок километров от железной дороги, он думал, что там она будет в безопасности, и Вера уехала, не послушавшись матушки.
Потом она рассказывала: в Себино пришел карательный отряд немцев. Жгли дома, собрали всех детей в селе и ее сына в том числе, поместили их в погреб, а сверху устроили костер… Согнали всех матерей смотреть на эту муку. Вдруг подъехал немец на мотоцикле, передал какой-то приказ, и немцы куда-то заторопились и выпустили детей… Вот так по молитвам матушки было защищено ее родное село Себино.
Москва в 1942 году голодала. Притаилась. Замерла. На улицах никого нет, снег по колено. Темно. Тяжело нам было с матерью. Начальник конторы мне предложил поехать вместе с завхозом в командировку в Рязань с тем, чтобы там обменять что-либо на продукты. Я отказываюсь: «Не умею, не смогу, боюсь». Матушка же говорит: «Поезжай, поезжай, не бойся, все сделаешь и на крыльях Божиих прилетишь домой! Я за тебя буду молиться». Поехали. Под Рязанью ничего мы не наменяли. Поехали в город Ряжск, там деревня за деревней, отошли от Ряжска на 25 километров. Наменяли. Погрузились в санки, пудов по пять, от проезжей дороги далеко. Решили идти к ней напрямик, а кругом бугры, овраги. Время упущено, март. Встали рано утром и по насту пошли. Километра три прошли. Солнце стало припекать, снег как сахар, начали проваливаться. Тянули, тянули… Санки въехали на бугор, а внизу овраг, и мы упали, задыхающиеся, обессиленные. Чтобы прийти в себя, стали глотать снег. В отчаянии я вдруг закричала: «Николай Угодник, помоги, погибаю!» Не прошло и секунды, как завхоз поднял голову и говорит: «Смотрите, смотрите, черная точка к нам приближается». Не успела я ответить, как вижу – по оврагам и сугробам едет лошадь с санями, подъехала к нам. Человек почтенного вида в черном до полу армяке, в черной скуфейке на голове, говорит: «А я с дороги почему-то решил свернуть, видно, за вами». Погрузил нас, мы опомниться не могли. Он спрашивает: «Куда вас? Я говорю: «До Ряжска», а он мне: «Ведь вам-то надо в Рязань, в Москву ехать». Я была как одеревеневшая и даже не удивилась. «Я вас довезу до Рязани». Ехали, ехали… Начало темнеть. Он и говорит: «Остановимся переночевать». Посреди полей вдруг видим – возник одинокий бревенчатый дом. Старец-возница говорит мне: «Идите в избу». Вошли, изба пустая, нежилая – справа в углу иконы, под ними стол и лавки у стен, больше ничего… У стола стоит старец с бледным изможденным лицом, в темной одежде, волосы длинные, подстриженные под скобу. Ни слова нам. Мы увидели печку, бросились к ней. Печка натоплена. Прислонились к ней и от пережитого тут же осели на пол и заснули.
Утром рано тронулись в путь. Возница, нас не спрашивая, подвозит к вокзалу, берет мои санки: «Скорее, скорее, поезд на Москву отходит». Подъезжаем, а уж первый гудок к отправке. Сесть невозможно, теплушки переполнены. Стоят у входа мужики стеной, не пускают. Он повел рукою: «Раздвиньтесь, посадите их». И они беспрекословно раздвинулись. Люди подняли санки, и мы оказались в поезде. Я была в таком запале, ни спасибо не сказала и не чувствовала ничего. Приезжаю домой, а матушка говорит: «Ну что, на чьих крыльях прилетела?»
И вот прошло тринадцать лет, прежде чем я поняла, на чьих. Как же долготерпелив и милостив Господь. Нас переселили с Арбата в Медведково. Прихожу в храм Покрова Пресвятой Богородицы в нижний ярус, ставлю свечку Николаю Угоднику… Господи, да ведь это был он, великий чудотворец, тот же лик я вижу под митрой. И все это случилось со мной по молитве матушки!