Матрос с «Бремена»

— Бо-оже пра-аведный! — застонал мужчина. — Все, моей лодке конец!

— Мистер, да она в полном порядке, — попытался урезонить его Лоуренс. — Это просто галька, а днище не повреждено.

Тот, наклонившись, схватил Лоуренса одной рукой за шею и выволок на сушу. Это и в самом деле был очень крупный, крепко сбитый фермер, с выпирающими мускулами и густой, колючей бородой на двойном подбородке; толстые, волосатые ручищи его тряслись от гнева. Рядом стоял мальчик, — судя по виду, его сынок, — тоже злой-презлой.

— Ну-ка, дай ему как следует, па-ап! — нудно канючил он. — Отдубась, чтоб помнил!

Фермер отчаянно тряс Лоуренса, от приступа ярости почти лишившись дара речи.

— «Просто галька», говоришь? «В полном порядке»? — вопил он прямо в побледневшее лицо Лоуренса. — Я тебе покажу «днище не повреждено», я тебе покажу полный порядок!

Эдди вышел из лодки, сжимая в руках весло, готовый к самому худшему.

— Это несправедливо! — отбивался он. — Посмотрите, насколько вы больше его! Почему бы вам не ввязаться в драку с кем-нибудь вам под стать?

Сынок фермера, как и отец, все подпрыгивал от нетерпения и ярости.

— Я буду с ним драться, пап, я! Я такого же роста, как и он, такого же веса! Давай, парень, принимай боксерскую стойку!

Фермер поглядел сначала на сына, потом на Лоуренса.

— О'кей, — он медленно разжимал хватку. — Ну-ка, задай ему перцу, Натан!

Мальчишка подтолкнул Лоуренса.

— Пошли в лес, парень! — воинственно произнес он. — Там сведем счеты.

— Дай ему в глаз! — прошептал чуть слышно Эдди. — Дай ему в глаз, Лэрри, не бойся!

Лоуренс стоял неподвижно, опустив голову и разглядывая свои руки.

— Ну, так что же? — поинтересовался фермер.

Лоуренс все не спускал глаз со своих нежных мягких рук музыканта, то сжимая их в кулаки, то разжимая.

— Да он не хочет драться! — поддразнивал Натан Эдди. — Ему только нравится кататься на чужой лодке! А драться не желает!

— Нет, хочет и будет! — сурово процедил сквозь сжатые зубы Эдди. — Давай, Лэрри: один — в хайло, второй, короткий, — в глаз!

Брат его, однако, не двигался с места, все пребывал в нерешительности, думал, наверно, в эту минуту о Брамсе и Бетховене, о далеких пока для него больших, ярко освещенных концертных залах…

— Эй, послушайте, что с ним происходит, с этим парнем?! — заорал Натан. — Просто он трус, все городские — трусы, ежу ясно!

— Он не трус! — твердо возразил Эдди, хотя в глубине души отлично знал, что так оно и есть; подтолкнул коленями Лоуренса.

— Ну-ка, подними свою левую, Лэрри! Давай, Лэрри, подними левую, говорю тебе!

Оставаясь глухим к его требованиям, Лоуренс по-прежнему стоял навытяжку, руки по швам.

— Давай! Давай! Давай! — визжал Натан, подзуживая.

— Ну, будем драться или не будем? — задал вопрос фермер.

— Лэрри! — крикнул еще раз Эдди, и в голосе его чувствовалось отчаяние, накопившееся за все пятнадцать лет жизни.

Но и это не произвело никакого впечатления на Лоуренса. Тогда, нехотя повернувшись, старший брат зашагал в сторону дома.

— Он не будет драться! — остановившись, резко заявил Эдди и бросил, словно кость соседской собаке: — Пошли, ты!

Лоуренс не спеша наклонился, поднял с земли свои ботинки с носками и поплелся за братом.

— Минутку! — услыхал за своей спиной Эдди. Обернулся — к нему направляется фермер; подошел, схватил его своей громадной рукой за плечо, остановил.

— Нужно поговорить.

— О чем? — Голос Эдди прозвучал грустно, со скрытым легким вызовом. — Что вы хотите мне сказать?

— Видишь вон тот дом? — Фермер махнул рукой.

— Вижу, ну и что?

— Это мой дом, понял? Чтобы ты к нему и на пару шагов не приближался! Ясно?

— Ладно, ладно, — устало произнес Эдди, уже не ощущая уколов уязвленной гордости.

— Видишь вот эту лодку? — Фермер указывал на предмет, ставший причиной ссоры.

— Вижу, — ответил Эдди.

— Это моя лодка. Чтобы ты не смел больше к ней прикасаться или я вытрясу из тебя кишки! Ясно?

— Да, да, ясно. Не прикоснусь я к вашей вшивой лодке! — заверил он и снова позвал Лоуренса: — Пошли, ты!

— Трус! Трус! Трус! — орал во все горло, смешно подпрыгивая на берегу, Натан.

Так и не угомонился, пока они не отошли очень далеко, и все его завывания и оскорбления до них уже перестали доноситься. Братья молча шли через широкое поле; был уже поздний летний вечер, и в нос им бил терпкий, сладкий запах спелого клевера. Эдди шел впереди Лоуренса; лицо его исказилось мрачной гримасой, губы плотно сжались, он весь горел от стыда и горечи. Со всего маху наступал на цветущий клевер, топтал его, словно он ненавидел сейчас эту траву, хотел уничтожить — всю, вместе с корнями и землей, на которой она растет…

Покорно опустив голову, держа в руках свои ботинки, футах в десяти позади брата вяло плелся Лоуренс — точно по следам Эдди, четко отпечатывавшимся в рыхлой почве; волосы его, цвета темно-красного дерева, были, как всегда, мягкие и сухие.