Матросская революция

По Черноморскому флоту прокатилась, во многом инспирированная большевиками, волна недовольства политикой эсеров, меньшевиков и Севастопольского Совета, где те имели подавляющее большинство, и были, соответственно, против перехода власти к Советам. На митингах принимались резолюции с требованием изгнать «соглашателей» и «объединенцев» из состава Севастопольского Совета. Выступая на собрании линкора «Воля», один из лидеров анархистов Мокроусов грозил «штыками разобрать Совет, если таковой не примет анархистскую резолюцию», на что команда линкора выразила протест. Сразу же после Октябрьского переворота в Петрограде был отстранен от должности главного комиссара флота и правый эсер И.И. Бунаков-Фундаминский.

Находившийся на более левых позициях Черноморский Центрофлот, выражая волю большинства матросов, выступил с воззванием в поддержку советской власти.

Последней каплей, которая привела к падению в городе власти эсеро-меньшевистского Совета, было отношение его большинства к желанию матросов выступить с оружием в руках против контрреволюционного мятежа генерала А.М. Каледина.

Глава пятнадцатая ФЛОТСКИЕ МИФЫ ОКТЯБРЯ

До сих пор на страницах отечественной печати не утихают споры о роли и месте революционных матросов в дни Октября 1917 года. Одни их возносят, другие, наоборот, поносят. При этом и те и другие зачастую руководствуются не фактами, а слухами и легендами, переписывая один у другого. Прежде всего часто обсуждается вопрос, насколько революционно (т.е. леворадикально) были настроены балтийские матросы и являлись ли они той решающей силой, которая по существу, и привела большевиков к вершинам государственной власти.

Историк М.А. Елизаров по этому поводу пишет: «Радикальность флота в данной ситуации не очень беспокоила большевистские верхи, поскольку она вписывалось в назревавшее вооруженное столкновение. Например, в статье “Советы постороннего”, написанной 8 октября, В.И. Ленин (его слова мы уже цитировали выше. —В.Ш.) выделял матросов в число “самых решительных элементов” и намечал их для “занятия ими всех важнейших пунктов и для участия их везде, во всех важных операциях...”. Но “левизна” матросов в виде анархичности, вероятность ненужных жертв, самосудов, исходящих от них, все-таки волновала В.И. Ленина. Об этом писали В.Д. Бонч-Бруевич, И.И. Вахрамеев и некоторые другие его соратники. Большевистские верхи видели, что матросы идут к революции самостоятельно, мало зависят и от них, и от других политических партий. Основная задача сторонников второй революции состояла в том, чтобы направлять революционную решимость матросских масс по возможности в свою сторону, что большевикам вполне удалось. С началом восстания в ночь с 24 на 25 октября, по мнению Л.Д. Троцкого, силы, непосредственно участвовавшие в захвате столицы, составляли “несколько тысяч красногвардейцев, две-три тысячи моряков — завтра с прибытием кронштадтцев и гельсинг-форсцев их число возрастет примерно втрое,—десятка два рот и команд пехоты”. В отношении кронштадтцев эти планы оправдались. Гельсингфорсцы к восстанию опоздали, но зато потом с удвоенной энергией стали закреплять его победу. Участие моряков в Октябрьском восстании расписано едва ли не по минутам. Удивительная согласованность действий, организация расположения кораблей на Неве в центре города, отсутствие самосудов при большом количестве оружия и накале эмоций и т.п. оставляли впечатление, что матросы действовали по какому-то четкому плану. Но такую организацию создали не планы В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого или ВРК с Центробалтом. Революционная толпа, поддавшаяся революционным высоким чувствам, обусловленным эпохальностью исторического события, самоорганизовалась. Эта самоорганизованность ощущалась всеми его участниками. Она, наряду с революционным возбуждением толп, целиком соответствовала представлениям матросов о характере происходящего, всему их предыдущему жизненному опыту и их менталитету. Это предопределило их масштабное участие в восстании, поэтому символом его стал революционный матрос.