Матросская революция

Что касается большинства офицеров Балтийского флота, то они отстаивали «шпионско-провокаторскую» версию — дескать, офицеров уничтожали по неким тайным спискам, подготовленным немецкими шпионами и их агентами большевиками. Да, расстрельные списки офицеров действительно были, но не на Балтике, а на Черноморском флоте, и не в марте, а в декабре 1917 и в феврале 1918 года. Но события на Черноморском флоте — это отдельная большая тема, о которой в свое время мы еще будем подробно говорить. Что касается Балтийского флота, то до сегодняшнего дня не найдено ни единого доказательства наличия этих таинственных расстрельных списков. К тому же подавляющая часть убитых офицеров никоим образом не влияла на реальную боеготовность флота. А ведь германские шпионы должны были в первую очередь убрать штабных аналитиков и операторов, а также командиров соединений и кораблей, а не ничего не решавших лейтенантов и мичманов. Практически все ключевые фигуры Балтийского флота (за исключением, разве что Непенина) после мартовских событий 1917 года остались не только в живых, но и на старых должностях.

***

Весьма существенным обстоятельством, которое, на наш взгляд, серьезнейшим образом повлияло на поведение матросов во время революции, была дисциплинарная практика, господствовавшая в дореволюционном флоте. Следует заметить, что формы, в которые облекались субординация и дисциплина царской армии и флота, были унаследованы в значительной степени от крепостнических времен. Поэтому они воспринимались солдатами, и особенно матросами, как унизительные. Особенно развилось ощущение ненормальности старых дисциплинарных форм на флоте после Русско-японской войны и Первой российской революции. Эта ненормальность, в частности, проявлялась в разных наказаниях, которые налагались на офицеров и матросов за одинаковые уголовные преступления. За неповиновение нижнего чина офицеру полагалось значительно более суровое наказание, чем за неповиновение одного офицера другому.

Оскорбление нижним чином любого офицера всегда приравнивалось к оскорблению непосредственного начальника, за что полагалось значительно более строгое наказание, чем за оскорбление вышестоящего лица, не являющегося начальником. В тех случаях, когда офицер подвергался исключению из службы, нижний чин отправлялся в дисциплинарный батальон.

Несоразмерность уголовных наказаний была не главным. Значительно больше отравляли повседневную жизнь нижнего чина переусложненные правила чинопочитания, которые резко отделяли офицеров от нижних чинов.

Вот что думал об этом капитан 2-го ранга царского флота и контр-адмирал советского флота В.А. Белли: «Два крупнейших фактора определяли состояние флота в то время: революция 1905 г. и русско-японская война 1904—1905 гг.». По его мнению, во второй половине XIX века на парусно-паровых кораблях с «ничтожной техникой... взаимоотношения офицеров-дворян и матросов-крестьян были сходны со взаимоотношениями помещиков с крестьянами и отражали картину, общую для всей Российской империи. Хотя в конце XIX и в начале XX столетия команды броненосного флота комплектовались уже в значительной степени из промышленных рабочих, все же взаимоотношения между офицерами и матросами оставались прежними. Совершенно очевидно, что в новых условиях на кораблях с обширной и разнообразной техникой это явление было полным анахронизмом, но никто из руководства морского ведомства не обращал на это внимания, и все шло по старинке, как, впрочем, и во всей жизни Российской империи». По мнению В.А. Белли, «имевшие место революционные выступления на кораблях были тесно связаны с постепенно обостряющимся антагонизмом между офицерами и матросами. До Русско-японской войны офицеры обладали непререкаемым авторитетом во всех областях военно-морского дела. Однако после тяжелых поражений в эту войну авторитет офицеров в глазах матросов значительно померк. Так как флот был наголову разбит, офицеры флота были дискредитированы. Причем не только перед матросами, но и перед всем российским обществом. Любопытно, что если до русско-японской войны матросы называли кадет или гардемарин по-патриархальному «барин» или «барчук», то после Цусимы эта форма обращения навсегда исчезла, сменившись на официальное обращение «господин гардемарин».