Резолюция в самом деле самая что ни на есть грозная, но помимо этого и прелюбопытная. Во-первых, что это за такая «Африка», команда которой решает столь стратегические вопросы, как целесообразность фронтовых наступлений? Учебное судно «Африка» было в 1917 году уже столь старой и проржавевшей лоханью, что ее уже боялись выпускать даже за пределы аванпорта. Спущенная на воду ровно сорок лет назад, в США, как гражданский пароход, она была в 1878 году куплена нашим правительством, как вспомогательный крейсер, но для реальной боевой службы так и не пригодилась. При парадном ходе в 12 узлов ожидать от этого кургузого «купца» каких-либо подвигов было вообще нереально. С началом войны «Африка» встала на мертвый якорь в Кронштадтской гавани, и лишь дно вокруг нее все больше заполнялось выброшенным за борт мусором. Не найдя для ветерана лучшего применения, его приспособили для обучения водолазов. Будущих водолазов спускали за борт, и они рыскали по дну, среди мусора, учась правильно дышать, дергать за фалинь и находить нужные предметы.
Итак, «африканцы», ни разу в жизни не видевшие не то, что живого немецкого солдата, но не слышавшие даже отдаленных орудийных залпов, собравшись скопом, толкуют «на майдане», как следует вести войну мирового масштаба, в ходе которого находят принятое высшим командованием решение на активизацию боевых действий вредным и выносят им свое строжайшее порицание. При этом при штатной команде в полторы сотни человек резолюцию митинга подписывает почему-то вдвое большее количество людей. Что же это за люди? Или в России в 1917 году был такой избыток людских ресурсов, что даже такие старые и ненужные лохани, как «Африка», комплектовали двойным числом людей? Возможно, что «лишние матросы» являлись молодыми призывниками — будущими водолазами. Возможно, что это были случайные матросы, заглянувшие на «Африку» послушать очередного оратора. В таком случае так и надо было подписывать принятую резолюцию, а не зачислять всех скопом в «африканцы». То, что команда «Африки» на самом деле занималась словоблудием, а не боевой подготовкой, говорит тот факт, что уже в следующем году пароход оказался в столь плачевном состоянии, что был списан в плавучий склад, а потом и вовсе порезан на иголки.
Обращают на себя внимание и ругательства в адрес министров Временного правительства. Отметим, что их совсем не случайно поносят и как капиталистов и как социалистов. Почему? Да потому, что в правительстве более удачливые конкуренты большевиков — эсеры и меньшевики. И те и другие, разумеется, социалисты. Но если их обозвать капиталистами, т.е. грабителями собственного народа, то, глядишь, авторитета у них и поубавится. Такая вот межпартийная война пиаров. Подписывают резолюцию соответственно матросы-большевики Измайлов и Лазуткин. Именно поэтому данную «правильную» резолюцию печатает и большевистская газета. Однако митинг есть митинг. На следующий день на проржавевшую «Африку» приедут агитаторы-анархисты, соберут все и тех же «африканцев», и те столь же легко проголосуют за резолюцию анархистов-коммунистов, которая будет не менее революционной, чем нынешняя, но продемонстрирует всем, что на «Африке» все почитают не Маркса с Лениным, а Кропоткина с Бакуниным. Ну а послезавтра на «Африке» объявятся и припоздавшие левые эсеры, и все повторится снова.
Делая вывод из вышеизложенного, скажем, что все партийные агитаторы, навязывая матросам свои резолюции, решали при этом свои исключительно узкопартийные интересы. Что касается матросов, то их интересовало только одно — чтобы их не послали на фронт. Отсюда и отношение к стратегическому наступлению — а вдруг будут большие потери и тогда начнут снимать лишних людей с кораблей и отправлять в окопы? Ну а кого еще снимать, как не лишних ртов с никому не нужной «Африки»! А потому, «африканцы» голосовали дружно и однозначно, голосовали не из-за переживаний за все человечество («справедливый мир всем народам»), голосовали за спасение собственных жизней...
Разумеется, резолюция какой-то ржавой «Африки» — это капля в море, но дело в том, что таких «капель» было очень много. А потому результат июньского стратегического наступления, которое должно было ускорить окончание войны (причем окончание победное, а не позорное), был предсказуем.