Матросская тишина

— Шамин и Темнов, как и условились в электричке, пошли в камеру хранения сдавать чемоданы. Дома с чемоданами нам появляться нельзя. Нужно было искать клиентов, чтобы сбыть серебро, фарфор и хрусталь. У нас их было два чемодана. С книгами сложнее. На них нужен купец понимающий.

Видя, что следователь иногда в записях отстает от показаний допрашиваемого, Барыгин делал паузы, и, когда ручка Ладейникова останавливалась, он продолжал рассказ:

— В туалете мы с Валеркой пробыли минут пятнадцать, пока он окончательно не очистил желудок и не умылся. Тут же пошли к камере хранения. Прошли по всем отсекам: нигде не нашли ни Шамина, ни Темнова. Подождали еще с полчаса. Я понял, что их замели. С нами в электричке ехал подозрительный тип. Я еще в вагоне подумал: наверное, ваш сотрудник. — Барыгин, глядя на пачку сигарет, попросил закурить. Ладейников молча кивнул головой и тоже закурил. — С вокзала я позвонил Шамину — его дома не было. У Темнова телефона нет. Ничего не оставалось делать, как ехать по домам. С Валеркой я расстался, когда мы вышли из метро «Проспект Маркса». Он пошел в сторону Моссовета, я зашел в Художественный проезд, выпил в кафе «Артистическое» сто граммов коньяка и пошел домой. Поздно вечером зашел во двор Валерки. Мать из-за города еще не приехала. Позвал его переспать у меня — он не согласился. Решил в скверике ждать мать и отчима. А дальше вам все известно.

— После того как вы сошли с электрички на платформу Ярославского вокзала, Шамина и Темнова ты уже не видел?

— Нет, не видел.

— Никто из них тебе домой не звонил?

— Никто не звонил.

— Припомни хорошенько: что было в двух чемоданах, которые Шамин и Темнов понесли к камере хранения?

Барыгин потупил взгляд в пол и пытался припомнить содержимое чемоданов. Лицо его было озабочено. Словно от того, что он подробно вспомнит, что находилось в чемоданах, участь его будет облегчена, он медленно рассказывал:

— Помню, что было много хрусталя: какие-то корзиночки, ладьи, вазы разных размеров и рисунков, наборы рюмок, фужеров… Во втором чемодане была фарфоровая посуда, чайный сервиз «Мадонна»… И много столового серебра.

— Один сервиз «Мадонна» вы продали в Загорске?

— Кроме того, что продали, был еще один сервиз. На двенадцать персон.

Следователь положил ручку, встал и, разминая плечи, потянулся.

— Ну что ж, Барыгин, картина ясна. Значит, ты утверждаешь, что Валерий Воронцов с вами оказался совершенно случайно? Как попутчик?

— Да, его никак нельзя мазать как соучастника. И я прошу в протоколе это отметить особо. И без него у нас — групповая.

Ладейников принялся ходить по комнате, глядя себе под ноги.

— Не понимаю одного, Барыгин.

— Чего вы не понимаете, гражданин следователь? — Барыгин поднял глаза на следователя, ожидая, что в следующую минуту он спросит что-то важное, главное.

— Как можно обокрасть квартиру старого школьного друга? Ведь это предательство!.. Это — подло! Неужели тобой двигала одна зависть: он стал кандидатом наук, а ты — рецидивистом-домушником?

— Неверно, гражданин следователь. Я обокрал не друга, а торгаша. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Торгаш не может быть моим другом. Товарищем моим Краснопольский был, когда мы были школьниками и вместе ездили в один пионерский лагерь. Потом наши дороги разошлись.

— Что верно, то верно: разошлись. Краснопольский пошел по честной дороге, ты избрал дороженьку темную.

— Дорога у крупного торгаша не может быть честной. Я в этом вопросе, гражданин следователь, суворовец.

— А это как понимать? — Ладейников, глядя себе под ноги и изредка бросая взгляд на Барыгина, продолжал ходить по комнате.

— Не помню сейчас, по какому случаю, но великий русский полководец Александр Васильевич Суворов однажды высказал мысль, которую я никогда не забуду. Ее мне сказал один зек на Колыме.

— Что это за мысль? — Ладейников остановился, сверху вниз рассматривая Барыгина.

— Суворов сказал: «Интенданта в русской армии можно без суда и следствия расстреливать через год его работы». Здорово старик врубил?! Как в воду глядел.

— Ого!.. Вон ты какие проводишь параллели!.. — удивился Ладейников. — В нашей стране занято в торговле более двух миллионов человек. Так что ж, по-твоему, все два миллиона ставить к стенке?

— Зачем к стенке — пусть живут. Но только года через три работы в торговле — крупных воротил посылать годика на два на химию или на лесоповал.

— Прямо без суда и следствия?

— Лучше без следствия и без суда.

— Это почему же?

— Они подкупят любую неподкупную Фемиду. И из воды сухими выплывут. Взятка!.. Вот на чем гибла Россия раньше и отчего она страдает и нынче. Еще Ленин об этом говорил.

— А ты, вижу, Барыгин, знаешь, что говорил Ленин, что говорил Суворов…

— А что, разве плохо, когда человек знает, что говорили и говорят великие люди?

— Почему плохо — хорошо! Только сам-то… На себя-то погляди. Ведь — вор!.. Вор-рецидивист.

— А вы обратили внимание — у кого я ворую? — Барыгин хмуро, исподлобья посмотрел на следователя.

— У кого?