Матросская тишина

— Ничего здесь интересного нет.

— А мать? Где работает?

— Она врач.

— У тебя еще есть братья или сестры?

— Нет.

— Мать замужем?

— Да.

— Кто твой отчим?

— Он пишет диссертацию.

— По каким наукам?

— По педагогическим.

— Сколько лет твоему отчиму?

— Двадцать шесть.

«Да, разница заметная», — про себя подумал Ладейников, которому всегда казалось, что браки, в которых жена намного старше мужа, не только непрочны, но в сущности своей часто бывают драматичны.

— Теперь расскажи все по порядку: как ты познакомился с Барыгиным, как случилось, что ты попал в компанию этой тройки во второй половине дня шестого августа? Одним словом — вспомни все: когда, что, где, с кем, каким образом…

После некоторого молчания Валерий начал рассказывать то, что следователю было уже известно из показаний Барыгина, Темнова и Шамина. Но так как этого требовал строгий порядок уголовного процесса, Ладейников записывал все подробно и в душе был удовлетворен, что показания Валерия полностью совпадали с предыдущими показаниями арестованных по делу ограбления квартиры по улице Станиславского. Валерий даже вспомнил названия старинных книг, которые он нес в тяжелом чемодане и содержимое которого Барыгин разрешил ему посмотреть на даче в Софрине.

Поездка в такси до серого дома с лепным карнизом на улице Станиславского, ожидание на лавочке в скверике, передача ему тяжелого чемодана, который он нес до такси вслед за Шаминым и Темновым… Все совпадало с показаниями остальных подследственных. Потом поездка на том же такси до Ярославского вокзала.

— О чем разговаривали твои новые друзья, когда вы ехали в такси на Ярославский вокзал? — спросил Ладейников.

— Они молчали и много курили.

— Возбуждены были?

— Да.

— Ты не подумал тогда, когда нес тяжелый чемодан, что являешься соучастником ограбления квартиры?

— Нет. Рыжий мне сказал, что нужно помочь родственнице перевезти вещи на дачу.

— А когда ты понял или почувствовал, что эти три чемодана — все краденое?

Валерий что-то хотел сказать, но сдерживался.

— Мой вопрос понятен?

— Понятен.

— Я жду на него ответа.

— Я догадался об этом, когда было уже поздно…

— Это когда?

— Когда они о чем-то спорили на веранде. Некоторые слова я слышал.

— Что это были за слова?

— Кто-то из них предложил все разделить на три кучки и кинуть жребий.

— А двое других как ответили на это?

— Один согласился, а другой сказал: лучше продадим и разделим деньги.

— А у тебя не было в тот вечер побуждений: как только ты вырвешься из этой компании — так сразу же об этом преступлении сообщишь в милицию?

— Тогда я об этом не думал, — понуро ответил Валерий.

— Почему? Ведь ты уже убедился, что совершена кража и ты в ней соучастник?

— Я испугался…

— А потом?

— Потом… — Валерий долго молчал, словно не решаясь сказать то, что он был должен сказать. — Потом меня заставляли пить… Я много пил, а дальше ничего не помнил.

— Тебя рвало?

— Да… Я думал, что я умру.

— Кто тебя принуждал пить?

— Эти двое…

— Верблюд и Рысь?

— Да.

— А Рыжий? Он тоже принуждал?

— Нет, он, наоборот, вроде бы оберегал меня. Весной он просил меня, чтобы я помог его младшему брату записаться в секцию фехтования.

— И ты обещал?

— Да… Я даже говорил об этом со своим тренером.

— Когда это было?

— Это было еще до моей поездки в Белоруссию.

После того как допрос был закончен и Валерий подписал все листы протокола, Ладейников задал вопрос, который он не планировал, когда вызывал Валерия в комнату следователя. То доброе, что о нем говорила по телефону капитан милиции Веригина и что он принял на веру, в нем еще более утвердилось, когда он лично увидел Валерия и провел допрос, который со стороны мог показаться задушевной беседой.

— У тебя есть какая-нибудь просьба к следствию? — спросил Ладейников.

Помолчав и словно не решаясь: спросить или не спросить, Валерий все-таки обратился к следователю с вопросом:

— К вам не приходила мама?

О том, что мать арестованного Воронцова находится в больнице с обширным инфарктом, Ладейникову сообщила инспектор Веригина и просила при этом ни в коем случае не проговориться во время допроса Валерия. А поэтому ответ Ладейникова был внешне спокойным и даже безразличным:

— Нет, пока не приходила.

— Гражданин следователь, я знаю — она к вам придет. Обязательно придет, когда узнает, что дело ведете вы.

— И что же мне ей сказать?

— Скажите ей, что чувствую я себя нормально, что я здоров.

— А еще что ей сказать?

Валерий задумался и ничего не ответил.

Видя замешательство Валерия, которому, как понимал Ладейников, о многом хотелось попросить, он сам пошел навстречу Валерию.

— А еще я скажу матери, что, по всей вероятности, ты скоро покинешь дом на Матросской тишине и будешь дома на своей родной улице.

— Как?!.. — Валерий всем корпусом подался вперед. Глаза его расширились. — Вы это серьезно?

— Серьезно.

— Но ведь еще не было суда. В камере мне сказали, что здесь держат до суда даже тогда, когда суд оправдывает.

— Это неверно. Тебя могут отпустить и до суда. Под личное поручительство. За тебя хлопочут.